Полотнянко Н. А. Часы России. Стихотворения и поэм

Кукушка

Таёжный Шиш, ты всё бежишь
И день, и ночь, в краю болотном,
Чтоб напитать собой Иртыш.
Ты оскудел водой сегодня.

И только избы на столбах
Напоминают мне про диво,
Как Шиш качал их на волнах
Во время вешнего разлива.

Тому уж семь десятков лет
Прошло, когда я, семилетний,
С рекой дружил. Порою летней,
Спешил на встречу с ней чуть свет,

Ручьём июльская водица.
Текла  из вентеря.  И язь
В нём начинал о прутья биться.
Но так везло не всякий раз.

Порой вдоль бона тянешь леску,
Из дратвы с ложечной блесной,
На самодельную железку
«Клюет» лишь только лес сплавной.

Учился бегать я по моли,
По утлым брёвнышкам в воде.
Срывался, падал, и от боли
Скрипел зубами в лебеде,

Где расстелив штаны на сушку,
Сидел, озябнув, нагишом.
И слушал вдовую кукушку,
Что куковала за Шишом.

Всё выше солнышко всходило.
Иссяк кукушечий запас.
О чём она мне ворожила,
Я понимаю лишь сейчас.

Что проживу я лет немало.
Утрачу родину - страну.
Но не предам её начала.
И не прощу себе вину,

Что не отдал себя Отчизне,
Когда пришёл решенья час.
И дело тут не в коммунизме,
А в Правде, что лишили нас…

Таёжный Шиш, ты всё бежишь,
И день, и ночь, в краю болотном,
Чтоб напитать собой Иртыш,
Ты оскудел водой сегодня.


Правда, что всюду искал

Когда-нибудь кончатся силы,
И опустеют слова.
Сколько шагов до могилы:
Тысяча? Две? Или два?..

Знать мне про это не надо.
Близок последний привал.
Чудится – вот она рядом –
Правда, что всюду искал.

Грустно соловушка свищет.
Майская вишня в цвету.
Выроет яму могильщик.
В ней я всю Правду найду.

Нужна война, что русским не впервой

О том, что год прошёл, нет ни каких
Восторгов или сожалений.
Прошёл – и быть тому, что через миг
Продлится жизнь без всяких изменений.
И всё плохое – с нами, всё как есть:
И воровство, и ханжество, и тупость
Власть предержащих, и бюджета скупость…

И живы мы лишь тем пока, что честь
Не полностью исчезла средь живых.
И нам не чужды страстные порывы
По правде жить и правдою нарывы
Страны лечить, не обезболивая их.
Но это всё, увы, благие намеренья,
От них мы все погибнем, без сомненья.

Нужна война, что русским не впервой,
За справедливость, русскую культуру,
Которую мы растоптали сдуру –
И в ней решится всё само собой.
И в год грядущий многое свершится.
Восстанет Русь или падёт Ордой?..
Иль, как Хазария, испепелится?..
Иль русская держава, наконец,
Сомкнётся миллионами сердец
И с Правдой навсегда соединится.
               
  И нам самих себя не жаль

Нас манит высь.
Нас манит даль.
Нас возбуждают перемены.
И нам самих себя не жаль,
Когда мы бьёмся лбом о стены,
Чтоб на себя их уронить
И разом прошлое забыть,
И заплутать в кровавой были,
Что над страной стоит столбом,
И всё предать, чем раньше жили.

Так новый строй на свет явился.
И в отупенье мозговом
Народ в молчанье затворился,
И ждёт, что грянет Божий гром.

Мечта семнадцатого года –
Явилась мерзкая свобода
С нечеловеческим лицом.
Ужасна Русь перед концом
Великой Ленинской эпохи,
Коль над державным мертвецом
Все к Правде кончились  дороги.

      Аркадий Пластов

Он был художником от Бога
И сыном родины своей.
Искусством праведно-высоким
Очеловечивал людей.
 
И от картин его исходит
Простой и ясной правды свет.
Он для народа жил в народе,
И разделил с ним ужас бед:
И революции, и голод,
И весь российский перетряс,
Когда ковал репрессий молот
Меч справедливости для нас.

И в красоте его полотен
Сияла будущая жизнь.
Он был воистину народен.
Ему крестьянский коммунизм
Всегда был по сердцу…Но время
Пришло: ни мира, ни войны.
И возросло другое племя,
Другие внуки и сыны.

Другая жизнь, чужое счастье
Смущает сказками народ.
Сменилось многое, но Пластов
В своих полотнах не умрёт.


           Метель

                Куда ж нам плыть?..
                А. Пушкин
Был зимний вечер... Боязливо
Луна всходила, и рекой
Позёмки белые извивы
Текли по улице пустой.

Два фонаря плеснули светом
На школу, баню, магазин.
Струился флаг над сельсоветом
Сквозь пряди белых паутин.

Смеркалось. Непогодь крепчала,
Взбивая снежную волну.
Я взял стакан крутого чая
И обратил свой взгляд к окну.

Метель ко мне в проулок узкий
Заволокла свой пышный хвост.
Сначала кралась по-пластунски,
Затем, поднявшись в полный рост,

Кружилась, прядала, свистала,
Визжала, плакала, мела.
Снега в сугробы трамбовала
Ничуть не ниже крыш села.

Была в ней творческая сила,
На всё, что есть, летучий взгляд.
Она легко преобразила
   Меня на свой метельный лад.
Пока ж моя поэма-птица
Ещё  не встала на крыло.
В чужом дому с пустой божницей
Зачаться ей не повезло.

Я начал плыть, не вспомнив Бога,
И вскоре тяжко сел на мель.
Но мне явилась вдруг подмога –
Слепая буйная метель.

Она меня расшевелила,
Растормошила улей слов.
Душа в себе достала силы
Освободиться от оков.

И замелькали роем лица,
Прощанья, встречи, поезда…
И ожила поэма-птица
В горниле творческом труда.

Я сохранил в себе, что пела
Метель всю ночь…
В начале дня
Поэма-птица ввысь взлетела,
Освободившись от меня.

Она в краю, где правят боги,
Где не бывать мне никогда.
Мне от неё остались строки,
Взлететь готовые всегда.

        Я памятник воздвиг

Пока все хвалят, иль клянут свободу
И правят мненьями расчёт и суета,
Я памятник воздвиг великому народу
И городу Симбирску навсегда.

Он был основан не мечом, но плугом.
Всё было здесь: и крепость барских пут,
И Разинский, и Пугачёвский бунт,
Подобные слепым кровавым вьюгам.

Он мнил себя как город-дворянин,
Пока пожар не стал ему итогом.
И родился на пепелище сын,
Что на столетье стал мужицким богом.

Под прошлым всё ещё сочится кровь,
Я памятник над ней воздвигнул граду.
И Богом данную к Отечеству любовь
Считаю для себя как высшую награду.


                Мороз

Неспешно дожил я до февраля.
В окошко глянул – милая погода.
За город на просторные поля
Метель умчалась, там её свобода.
Она рои гоняет белых мух,
Сбивает их в упругие сугробы.
И на постель Морозу стелет пух
Из снега, самой нежной пробы.

Метель в полях кружится и зовёт
Луну скорей в потёмках раствориться.
Но сон к Морозу так и не идёт,
Никак не может он угомониться.
То мышка пискнет глубоко в снегу,
То филин  разразится жутким смехом.
Как будто сговорились старику
Устроить хулиганскую потеху.

Куда ни повернётся – всё не так.
Давно уже такого не случалось.
Пока дремал он, снег вокруг размяк.
Знать, оттепель внезапная подкралась.
В мокре уже усы и борода…
Но от беды есть верное спасенье:
Пора морозить всё, не то вода
Затопит по-весеннему селенья.
И встал Мороз в свой исполинский рост,
Рукой к звезде Полярной прикоснулся.
И холод всё пронзил вокруг насквозь.
Он лёг в сугроб и сладко потянулся.


Когда смотрю я на берёзу

Когда смотрю я на берёзу,
Листву, летящую с ветвей,
Свою поэзию и прозу
Вдруг забываю перед ней.

Меня охватывает чувство,
Что до неё я не дорос.
Что стоит всё моё искусство
Пред тем, что вижу?..
Вот – вопрос!


        Столетний след

Иду я по первой пороше
И вижу мерцающий след,
Который оставил прохожий,
Тому, может быть, сотню лет.
И рядом мерцают другие
Следы прежде живших людей.
Они не ушли из России
И мирно покоятся в ней.

Остались всего лишь мерцанья
От них на пушистом снегу.
Но мне так близки их исканья,
Что выпали им на веку.
Нашли или нет, они счастье,
Не знаю, но верю, что их
Такие же мучили страсти,
Что мучают всех нас, живых.

Я их, не дошедших до рая,
Что Ленин нам всем обещал,
За то лишь в стихах прославляю,
Что каждый о счастье мечтал,
Не только своём, но и общем –
Для всех работящих людей.
Что жизнь станет чище и проще
В правдивой основе своей…

Иду я по первой пороше
И вижу мерцающий след,
Который оставил прохожий,
Тому, может быть, сотню лет.


В расход пустили всех инфаркты

Вновь переломное распутье.
И смена властных козырей.
И где сейчас былые судьи
Судьбы нерадостной моей?

Где тот ретивый кэгэбэшник,
Что гадил мне, как кот в сапог?
Где секретарь обкома здешний,
По бабам яростный ходок?

Где их заносчивые позы,
Гримасы, жесты и слова?..
Завяли траурные розы.
Шумит могильная трава.

В расход пустили всех инфаркты,
Но мы не сироты сейчас.
Судьба сдала всё те же карты
За этот век не в первый раз.

Всё те же козыри в колоде,
В обнимку с козырем-тузом.
И много трёпа о свободе,
И мало совести во всём.


                Облака

Прекрасны утром облака,
Чуть позлащённые восходом…
На всё взирая свысока,
Они идут степенным ходом –
Надежд живые корабли –
Куда-то вдаль, в миры иные,
Идут над страждущей Россией.

Небесным странникам вослед
Мы жадно устремляем взоры.
Давно в России мира нет,
Везде воинственные споры
О Правде, скоро тыщу лет.
И не найдём никак опоры
Чтоб устоять в пучине бед.

И облака, мрачнея, видят,
Как все друг друга ненавидят.
И грозно хмурятся в ответ,
И заслоняют Божий свет.

И в темноте, сбиваясь в тучи,
Преображаются в могучих
Коней, и всадники на них,
В сиянье копий грозовых,
По небу скачут с громыханьем
Грома швыряют с  завываньем…

Настал судьбы последний час.
И все умершие восстали.
И все живые в бездну пали.
И нет Спасения для нас.
И не одна чреда эпох
Пройдёт, пока возжаждет снова
Единый и Всесильный Бог
Произнести творенья Слово.


              Две жизни

Я опять попытаюсь узнать, кто я есть,
Почему моя жизнь ни на чью не похожа.
Только выпадет снег, словно добрая весть,
Я пройдусь непременно по первой пороше.

С этой мыслью я шёл по ней
                лет в двадцать пять,
В первый раз, когда всё, во что верил, пропало.
И решал, то ль пришла мне пора умирать,
То ли, с духом собравшись, начать всё сначала.

День был ясен. Сверкали под солнцем снега.
И ни звука вокруг, никакого движенья.
И внезапно во мне прозвучала о Боге строка…
Так случилось моё как поэта рожденье.
Я обрёл в этот миг, что, не зная об этом, искал,
Что вошло в мою душу сиянием дивного света.
И две жизни прожил, две судьбы испытал –
Человека земли и летящего к звёздам поэта.
          
                Стансы

Нет, не найти мне воли и покоя,
Коль на роду написано иное.
Пылинкою в космической пыли
Неведомо, к какой великой цели,
Едва прозревший пасынок Земли,
Лечу я во вселенской карусели.

Нет, не найти мне воли и покоя,
Коль на исходе время мировое.
Нет больше всё спасающей любви
Людей к земле, а вольных птиц к простору.
Во всём царит свобода на крови –
Расчищен торный путь войне и мору.

Нет, не найти мне воли и покоя,
В эпоху просвещённого разбоя.
Погублен и расхищен город-сад,
И в оскорблённых душах злобно пусто.
Где стол был яств – там гроб мечты, и чад
Засалил пошлостью мозги людей и чувства.

Нет, не найти мне воли и покоя,
Но есть в душе измученной святое.
Как всякий русский на исходе дней
Я прозреваю сердцем, и в итоге
Мне снится сад, сад юности моей,
Откуда все мои пути-дороги.

Гляжу я с горки возраста на путь

Гляжу я с горки возраста на путь,
Что для поэта выстлали денёчки.
С него назад уже не повернуть,
Не обойти все ямки и пенёчки,
На коих спотыкался я не раз
И падал со всего размаху в грязь,
И слышал над собою смех и ругань.

Я непонятен был хозяевам и слугам
Советской власти.
Непонятен и сейчас
Тем, кто забрал у коммунистов власть,
И тешится молчанием народа,
Которого зовёт к насилию свобода.

Он и в Семнадцатом был так же молчалив.
И вдруг – так взял Россию на разрыв,
Что до сих пор не разберут обломки
Свободу заимевшие потомки.


   Что мне не нравится в вождях

Что мне не нравится в вождях,
Так это их к державному народу
И нелюбовь, и затаённый страх,
Что люди заимеют вдруг свободу
Наказывать обидчиков своих.

Народ наш не всегда послушно тих.
Пока он, почти весь, как надо, голосует.
Почти со всем согласен.
И ликует,
Считая власть за Родину свою,
Раз нет другой, кроме неё – постылой.

Пока раздрай идёт в родном краю,
Он верен ей, прощает всё, что было,
Но поросло быльём иль сплыло…
Надеется на пенсийку и ждёт,
Когда его наступит «Юрьев год».

И распрощается он с каторжною долей
Пахать на «дядю». Радостно вздохнёт.
И насладится пенсионной волей
Годок, другой… и мирно отойдёт
В края, где нет ни радостей, ни болей…

Как власть в России оскудела…

Как власть в России оскудела…
Нет, не деньгами, но умом,
Что всех писателей умелых
Питает нищенским пайком.

И есть расчёт, наверно, в этом,
Чтоб навсегда переморить
Всех, до последнего поэта,
А то мешают власти жить

Своим чириканьем без спроса
О правде, честности, добре.
Какие могут быть вопросы
К великой путинской поре?..
 
О ней архангелы на небе
Поют, как славно мы живём.
А ты, поэт, и корки хлеба
Не заработаешь пером.
 
Тебя не хвалят, не ругают,
Не требуют великих строк.
Тебя толпа не замечает,
Ты так же брошен, как и Бог.
 
И на обочине прогресса,
Остались вы на мир смотреть.
Один – лирический повеса,
Другой – всему и Жизнь, и Смерть.


То дело прочно, под которым кровь

– То дело прочно, под которым кровь
Сочится, – произнёс Некрасов.
С тех пор премного взорвано фугасов
В России, и разорвано оков.

И с той поры нет в душах примиренья.
Потрясена держава до основ,
И не найдёт никак успокоенья.
И ходит  ходуном под нею кровь
Романовых, дворян и мужиков,
И г…вна перестройки кровяные.

Над этим адом сделали настил
Из Конституции.
И Ельцин возгласил
Победу лжи над Правдой всей России,
Под рабское молчание в ответ.
Так и живём, попутав тьму и свет.
50
Комментарии 0
Николай Полотнянко