Рождественские мандарины

 Отрывок из пьесы «Мандарины»


ОН. Ее как мякоть слабое тело прислушивалось, как он с нежностью, липким языком на губах ее, зализывал первый сок, еще неспелой раны любви ее, и этот сок проникал в него вкусом спелости, терпкости красных мандарин, с предвкушением рождественских таинств, что купали его в надеждах о светлом будущем, которое он искал в каждом поцелуе с женщинами, и губы их были цвета запёкшейся крови, сладкой, как желание его, как жажда утешения его, и расплачивался он шрамами на щеках, за неумелое желание свое, за утоление жажды своей, шрамами от губ женщин его страдавших, что целовали тело кровью , запекшейся от кровоизлияний  сердец падших, сладким вином разъедая его юное тело на  трещины, и заливали этим вином земли, внутри его высохшие от страха глаз его детских, от силы отцовской ,любви остервенелой, закрывающей глаза матери его, что светом наполняли мир его первозданный, и на бархате рук качала она его с птицами белыми, укрывая от ветра несущего, и лился сок с груди ее обветшалой, он глотал его жадно, впитывая каждую каплю, как силу свою, наполнявшую чашу любви сердца его, и силою этой оберегал он теплую плоть матери своей, от руки ледяной отца своего, и лежала она на полу оголенная, его маленькие веки влажные, у сердца ее дышавшие, целовали еще не остывшие, капли кислого сока из ран матери струящиеся, от руки, сильнее грома могучего, и темнее цвета кожи мертвой лилии.
 
*

 Отец. Ты, сукин сын. (удар)
Детский вопль. *** (удар)
Отец. Слезы вздумал накатывать, сопляк.
Мать. Не смей.
Отец. Молчать. Я сына ращу, я сына кормлю, я сына и воспитываю. Ты посмотри до какого состояния он меня довел. Что ж ты делаешь, мелкий гаденыш? Будешь позорить меня и голос при всех на меня повышать, а так не хочешь? (удар)
Мать. Ради Бога, прошу…
Отец. Пошла вон… (удар*детский всхлип*удар*) За юбку ее сопливую будешь прятаться? Я покажу тебе, как с отцом вести себя нужно, сопляк …

*
 
ОНА. Ее как мякоть слабое тело прислушивалось, как он с нежностью, липким языком на губах ее, зализывал первый кислый сок, неспелой раны юной любви ее, и этот сок проникал в него вкусом спелости, терпкости красных мандарин, с предвкушением рождественских таинств, что купали его в надеждах о светлом будущем, будоражил вены внутри его, как сок матери, наполнял его силой крыла белого, и взлетал он до самого солнца небесного, под детский смех ее, над лучами звенящего, голосом матери как в ночи колыбельная, губами скользил по бархату  шеи ее, теплой,  как матери руки качавшие. И плескалось в страсти тело его, от слияния гамет чудотворных, породивших в бессмертии времени, семя любви в ночи освещенное, звездой ангельской силы навеки.
 
Ночь. Из тишины слышится колыбельная. 
 
Раздень меня, разуй меня,;Уложи меня, укрой меня,
Ходит сон, у окон бродит,;Дрема возле дома ходит.
Раздень меня, разуй меня,
Согрей меня, укрой меня.