Старик

Растревожена немая высь,
Будто чья-то вольная рука
Обмакнула, разъерошив, кисть
В перламутровые облака.
И, качая ветром тростники,
Разметала утренний туман.
Чуть коснулась кисть воды реки -
Стала та подобна небесам.
Утро ленится, а день спешит.
От рассвета до заката – миг.
Солнце будто спичка прогорит.
Это знает лишь седой старик.
Он вдыхает папиросный дым,
Ощущает холодок росы
И молчит, – ведь он совсем один,
Только медные дымят усы.
Он вчера подругу провожал,
Проводил до самого креста.
А в ногах какой-то пес бежал,
Да вздыхала жухлая листва.
Он не плакал, просто брел смурной -
Вспомнил мать: «Не надо слез сынок!
Папка умер, но ведь я с тобой.
Вдруг от слез завянет наш венок?
Кто не плачет, тот сильней смертей.
Был прощён, а зачит сам готов простить.
Ведь последний долг у сыновей
Светлый образ в памяти хранить…»
И теперь, зарыв в земле жену,
Видно к смерти он уже привык,
Привыкал к ослепшему окну,
За которым только божий лик.
А вокруг мир в осени давно,
По дорожным сводкам листопад.
Словно крутят старое кино,
И дождем проекторы шумят.
С поднебесья – журавлиный крик,
С подземелья – родника струя,
Между ними – курящий старик,
И, возможно, это уже я.