Леся Украинка. Товарке на память

ТОВАРКЕ[1]  НА  ПАМЯТЬ


Товарищ мой! кто знает, скоро ль доведётся
Вернуться вновь à nos dé-bats houleux,[2]
Пока от них ещё в нас сердце бьётся,
Вот вам на память грусть-раздумие моё.

Быть может, вам когда-то, — так порой бывает, —
Придёт охота глянуть старый стих,
Ваш взгляд, блуждая, эти строки распознает
И на момент задержится на них.

И вспомнится вам сад, веранда, где мы
Смотрели звездопад, наш с вами разговор,
Тишь летней ночи, песни, а затем и
Урывчатый, горячий, страстный спор.

Нет, мне не жаль, что это вам навеет
Святой и страшной ненависти пыл.
Что ж! ненавидеть тот лишь не умеет,
Кто никогда по жизни не любил![3]

Когда б лишь вспомнить все те пытки и мученья,
Каким борцов за правду предали враги, —
Кто не сожмёт тотчас же от ожесточенья,
От страшной жажды мести руки в кулаки?

Но жаль мне, что и сей порыв прекрасный
Умрёт, как всё умрёт в душе раба у нас.
Ох, может, не была б и жизнь такой несчастной,
Когда б и ненависти жар в сердцах не гас!

Баранья кротость, взгляд невинный, ясный,
Спокойство дже́нтльмена — к лицу не нам.
Что может раб униженный, несчастный,
Как будет проповедь читать своим панам?

Да, мы рабы, паскудней нету в мире!
Феллахи[4] с париями[5] сча́стливее нас,
Ибо у них и мысль, и разум задавили,
А в нас ещё ж огонь Титана[6] не погас.

Мы паралитики с блестящими очами,
Велики духом, силой слабы и малы,
Крила орлиные мы чуем за плечами, —
Взлететь бы рад, да держат кандалы.

У нас же даже нету своего угла ведь,
Всё можно брать у нас тюремным холуям,
Не нам, рабам ободранным, гнусавить
Реченье гордое: «Мой дом — мой храм!»

Наука наша — клад, закопанный в могилу,
Искусство — хам-актёр[7] в театре у господ,
Кривляется, острит, смеётся через силу,
Дабы умилостивить бар поклоны бьёт.

Религья наша — мрак и бл*дь[8] со скверной,
Египетских жрецов протухлый деспотизм,
Законы, право — суть устав тюремный,
Семейны узы рвёт, как нитку, мещанизм.

Народ наш, как дитя слепое сроду,
Ни разу в жизни света-солнца не видал,
Он за врагов идёт в огонь и в воду,
А палачам — поводырей своих отдал.

Отвага наша — меч, политый кровью,
Бряцает во влагалище,[9] поеден ржой.
Но чья рука, движимая любовью,
Тот меч достанет из влагалища на бой?

Пусть каждый из нас раб, холоп продажный,
Без совести, без чести, без стыда — пусть так!
Но кто ж en masse[10] был тот боец отважный,
Которого собрал под свой кумач Спартак?..[11]

Позорно — молча гибнуть и бояться,
Когда в руках пусть ржавый, но имеешь меч.
Нет, лучше уж врагу отпор дать попытаться,
Да так, чтоб аж башка слетела с плеч!

17.07.1896


[1] Товарка (устар.) — товарищ женского пола.
[2] К нашим жарким спорам (фр.).
[3] Ненавидеть тот лишь не умеет, Кто никогда по жизни не любил! — перифразированный афоризм Н. А. Некрасова (То сердце не научится любить, Которое устало ненавидеть. — заключительные строки стихотворения «Замолкни, муза мести и печали!», 1855 г.).
[4] Феллахи — сельское осёдлое население в арабских странах, занятое земледелием (в отличие от кочевников-бедуинов).
[5] Парии — одна из неприкасаемых каст в Южной Индии, в Тамилнаде, довольно многочисленная. Бытовое общение парий с высокими кастами в прошлом было практически запрещено; парии жили в отдельных поселениях, использовались землевладельцами-общинниками главным образом в земледелии на основе кастового принуждения, часто по сути сводившегося к крепостнической и рабской эксплуатации. В европейских языках слово «пария» приобрело значение «отверженный», «бесправный».
[6] Прометей — в древнегреческой мифологии титан, защитник людей от произвола богов. По древнейшей версии мифа, Прометей похитил с Олимпа огонь и передал его людям, за что по приказу Зевса был прикован к скале в горах Кавказа и обречён на непрекращающиеся мучения: прилетавший каждый день орёл расклёвывал у Прометея печень, которая вновь отрастала.
[7] Хам (устар.) — крепостной крестьянин.
[8] Бл*дь (церк.-слав.) — ложь, обман, пустословие; разврат.
[9] Влагалище (устар.) — ножны.
[10] В полном составе; в большинстве, в массе (фр.).
[11] Спартак (ум. 71 до н. э.) — в древнем Риме вождь восстания рабов 73 (или 74)—71 гг. до н. э., одного из самых значительных восстаний периода античности (получившего название восстание Спартака).




Товаришці на спомин

Товаришко! хто зна, чи хутко доведеться
Провадить знов розмови запальні,
Нехай, поки від них ще серце б’ється,
Я вам на незабудь спишу думки сумні.

От, може, вам колись, – часами се буває, –
Розглянути старі шпаргали прийде хіть,
Ваш погляд сі щілки, блукаючи, спіткає
І затримається при них на мить.

І вам згадається садок, високий ґанок,
Летючі зорі, тиха літня ніч,
Розмови наші, співи й на останок
Уривчаста, палка, завзята річ.

Не жаль мені, що се вам нагадає
Запеклої ненависті порив.
Що ж! тільки той ненависті не знає,
Хто цілий вік нікого не любив!

Згадати тільки всі тяжкії муки,
Що завдали борцям за правду вороги, –
Кому ж не стиснуться раптово руки
Від помсти лютої жаги?

Ні, жаль мені, що й сей порив погасне,
Як згасне все в душі невільничій у нас.
Ох, може б не було життя таке нещасне,
Якби вогонь ненависті не гас!

Лагідність голубина, погляд ясний,
Патриція спокій – не личить нам.
Що вдіє раб принижений, нещасний,
Як буде проповідь читать своїм панам?

Так, ми раби, немає гірших в світі!
Феллахи, парії щасливіші від нас,
Бо в них і розум, і думки сповиті,
А в нас вогонь Титана ще не згас.

Ми паралітики з блискучими очима,
Великі духом, силою малі,
Орлині крила чуєм за плечима,
Самі ж кайданами прикуті до землі.

Ми навіть власної не маєм хати,
Усе одкрите в нас тюремним ключарам.
Не нам, обідраним невільникам, казати
Речення гордеє: «Мій дом – мій храм!»

Наука наша – скарб, закопаний в могилу,
Наш хист – актор-кріпак в театрі у панів,
Непевні жарти гне, сміється через силу,
Поклонами спиняє панський гнів.

Релігія у нас – то морок темний,
Єгипетських жерців деспотія важка,
Закони й право – то устав тюремний,
Родинні зв’язки – ниточка тонка.

Народ наш, мов дитя сліпеє зроду,
Ніколи світа-сонця не видав,
За ворогів іде в огонь і в воду,
Катам своїх поводарів оддав.

Одвага наша – меч, политий кров’ю,
Бряжчить у піхвах, ржа його взяла.
Чия рука, порушена любов’ю,
Той меч із піхви видобуть здола?

Нехай же ми раби, невільники продажні,
Без сорому, без честі, – хай же й так!
А хто ж були ті вояки одважні,
Що їх зібрав під прапор свій Спартак?..

О, сором мовчки гинути й страждати,
Як маєш у руках хоч заржавілий меч.
Ні, краще ворогу на одсіч дати,
Та так, щоб голова злетіла з плеч!



17.07.1896