Кронический вечер

И подписал Кронид рассвет
в отделе медленных пенатов.
Фрак хладный, поступь мецената
и камень камня в камне лет —

Я был лучем в том челноке,
где, шашкой сахарной пластинки,
он проливал эпоху.

Зловещий лёд пустых глазниц,
как прядь, он выпустил из Феба.
И Дионисий в глине ладной
ему вино даёт.

И гнёт морозного огня,
Растапливая венный ряд
в вальсоблигающий наряд.
Яд? ли?

Он запахнул сигару суток,
Заткнул пространство лёгким лёгким.
Он Бог. Пусть ждёт другой — пока
сидит.
Сидит и речь в центре Брока.

Воспоминаний чай в салфетке,
Разбитой вечным носом блика,
Как сельскосельственная селька,
Ему вонзила мозг.

И, наблюдая, не гадая,
Авгуров стайку вещих вверх,
Он поднимает три бокала:
Иисус, матерь божия и дух.

Своей фарфоровой рукой
бесплотный бантик злой девчонки,
что, вместо поэзы и глума,
снует беспечной онько-онкью,
Он в гневе в рот кидает.
И теперь бог пишется с маленькой буквы.

Он обернулся к камнекреслу,
где некогда сидел Дионис
и закрывал дурную прорезь.
Впрочем, это низменно.

А тот проспал его глаза,
и, право, господи, вина
не нужно с воздухом сплетать —
для этого существует адронный коллайдер.

Зевес не спит. Он возмущен,
но винный хлеб, сухое дно
и туфля тог в бокале мглы.
Уснуло всё вокруг.
Уснул Кронид.