Безнадёжная осень

Говорят, эта осень, в грядущем – предвестье дурной, сумасшедшей, по-чуйски – лихой зимы.
Отсыреет, осунувшись пустошью, мОросью сирой, нескладной, постыло-неважной простуд картиной.
А я августа дни краткосрочные – с гОрчью семян, перезревшею в доле, наливом румяным в надрыв, айвы –
не могу отпустить, как тебя – в край дождей и снегов. Как синиц – с журавлиным, спешащим клином.

Говорят, часто осень в курьёзах прогнозных и сносках-поправках сулит лишь беду-хандру.
А я верю тебе (или ей?) – что нам рады – хоть в малом, несомы почти невесомо, небесные хляби.
Потому и шумит томный ветер в ночах, приникая, вникая, прижавшись, как к сердцу курком, к нутру,
за окном моим хрупким и трепетным в миге не стойком, средь вольностей рока. ЧудИт, тиранит,

силясь тонко-прозрачное – настежь. Хоть с ломом и грохотом!
– Вымолви, вымоли – попроси
солнца лучика верного, пламенно-тёплого, иже простой и благой тишине внимая.
Потому что теперь моё солнце – на треть холоднее, на ядерный градус – орбит, оси,
по которым бродила мечта моя, маялась. Заблудилась то ль где, прикорнула? – Не знать.
Не знаю.

Раздробилась на части – на вечные в замысле: «После», «Чуть позже», «Возможно», «Потом-потом».
И не важно теперь и отныне, какими нескромно-нелёгкими сдвигами – фибрами, фазами, годно-немалой силой,
мне пришлось бы вернуть это лето, пусть частью.
«На счастье! – Синицей, озябшею за окном».
Заберу птицу в дом, чтоб с прохладой не свыклась, не сникла ослабшими крыльями. Не остыла...

Я создам вопреки... новизне городских непогод, как бездомным пропащим, приют, лад-уют,
дабы звон пустотелых колонн фонарей, свет, чуть видных мерцаньем, лампад в синеве не сбивал слов-обетов.
Потому что однажды: ты – Тот, кто, посмел, и не дрогнул во правде – посмертным, поспешным ли пульсом – восслал: «Люблю».
И «Люблю» это вкрАлось, застряло – как эхо, гудящее трубно, меж твердью и вечно не близким, безмолвным небом.

Потому что «Люблю» – это в тысячу, Ваттом, сильней, чем рожденье сверхновой да ранней земной, как в крови, зари.
Потому что «Люблю» – для кого-то не детские шалости, дЕвичьи домыслы-вымыслы, грёзы и просто слёзы.
Говори со мной ветром, дождём ли лавинным, хоть камнем, с дороги исхоженным, колотым ляг, умастись к двери.
А иначе я этой тоски одичало-полночной – тугой, беспросветной не вынесу. В прах. Износом.

Провожаю в туманную кротость (за кротостью – полюс земельный) ускользающий птичий клин.
Птицы к югу спешат. Неизвестно, зачем? Для кого те потуги, порывы? Во благо чьего решенья?
Я из тех, кто привит, кто пришит к городам, лишь во снах – на вершок оторвусь от сырой земли:
и мне страшно подняться чуть выше. С дождями по крышам да радугам... – изрядно страшней лишений,

отрешений реалии жизни, течения времени меткого; чёткого, ровного контура – кадр окна,
за которым сейчас – мы есть те, кто, живём (весть – Закон!), каждый – в той, не иной параллели,
лишь своей.
Никогда, никогда не встречаемся очно. Годом, веком, оплаченным впрок, сполнА.
Нас двоих – нечто держит, как привязь железная, прочная. Суть – предельно!

Ты и я в зримом месяце. Август – яственно*, Спас! Осень – вязью опалой, пожухлой стремится ниц,
как в болезнь, ворожит, бередит, расстилает силками и пЕтлями колкими узникам – ложе.
Я кричу, не до сна... Сквозь искрящую рябь проводов, гулких вышек надземных: «Оставь, уймись!»
Дворник машет метлой, как следы заметает хвостом, лис двуногий, смеётся:
«Ну, вот те... ДОжил!»

Я люблю, я люблю – даже в дерзкой немой пустоте. Шаг размерен мой каждый: на «От» и «До».
Лишь хочу, чтобы птицы не знали юдоли скорбей и ненужных потерь. Верь, не стОит затрат, усилий.
Да летят вереницы назад. От чужбин, зорь заморских... Вращаются, рОдные, – в предков дом.
Потому что «Люблю», так и есть, так и знай – суть вернее любого случайно-сезонного ливня, штиля,

суеты... Смысл – обычное, редко цветное с отчётливым звуком и репликами кино. Где итог?
Вновь аншлаг забавляет прохожих. Спроси, удалась ли, по край – преисполнена жизнью, азартом, мила им пьеса?
Распрямлю занавески. Кормлю голубей на карнизе. Прогреваю прихожую. Чаю*, не замечаю... –
«Полей цветок!»
И окно – на засов до зимы, холодов, до тебя. На защёлки и ставни все форточки...

– Чёрт, не тресни!


* от сл. "яства" – см. еда, снедь
* от гл. "чаять"

© Кайгородова Светлана
/ iiijiii В Конце Тоннеля. 2023 /