Негаснущим светильником в ночи

НЕГАСНУЩИМ
СВЕТИЛЬНИКОМ
В НОЧИ…
Из библиофильской поэзии

1991

ВЫСОКОЙ   СТРАСТИ   ВОЛШЕБСТВО
С т и х и   о   к н и г е
  САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН назвал литературу «сокращенной вселенной». Действительно, словесное искусство объемлет собою все разнообразие человеческих характеров, поступков, мыслей, чувств. О чем только не повествует нам книга, созданная художником, но она почти ничего не рассказывает обычно о себе. А ведь книги как таковая сама может стать предметом творчества.
И поныне живет давняя, хотя и не слишком распространенная традиция стихотворений о книгах и книжниках. Этой благородной теме отдают дань преимущественно те из поэтов, в душе которых бьется библиофильская жилка.
В 1917 году в Петрограде вышло единственное в своем роде издание, подготовленное проф. И. А. Шляпкиным, - «Похвала книге», каждая страница которой есть гимн во славу великого чуда, сотворенного человеком.
В советское время образ книги, ее почитателей также возникает в ряде произведений. Любопытно, что к возвышенному языку метафор зачастую обращаются люди, предпочитающие во всех иных случаях пользоваться строгим научным стилем (например, проф. А. А. Сидоров, Э. Ф. Голлербах, проф. П. Н. Берков). Но и профессиональные стихотворцы порой не отказывают себе в удовольствии воспеть радости общения с книгой. В сборнике афоризмов, изречений и литературных цитат «Слово о Книге» (М., 1969, составил Е. С. Лихтенштейн) можно найти примечательные образцы библиофильской поэзии.  Несмотря на определенную узость, даже интимность ее тематики, произведения, созданные в жанре «похвалы книги», имеют ныне широкую аудиторию. Объясняется это возросшим авторитетом печатного слова, активизацией библиофильского движения в стране. Поэзия такого рода выходит за рамки кажущегося эстетства, она уже самим фактом своего существования начинает отражать одну из реальных тенденций современного культурного процесса.
Сегодня читателю предлагаются стихи воронежца Виктора Панкратова. Такие произведения мог написать только человек, бесконечно влюбленный в Книгу, в каждую мелочь, ей сопутствующую. Действительно, Виктор Панкратов – не только автор многих поэтических сборников, но и обладатель серьезной библиотеки и коллекции экслибрисов.
В. Панкратова занимает даже не собственно книга, а ее окружение – творцы, собиратели, пропагандисты. Он улавливает живую связь между всеми представителями этого своеобразного человеческого коллектива, сцементированного единством интересов и увлечений. Люди выступают как создатели книги и одновременно ее восторженные поклонники.
Книги – не просто источник знаний. Это еще и конденсатор нашей исторической памяти. Из века в век плывут по океану времени «корабли мысли» (как выразился Френсис Бэкон), обеспечивая духовную преемственность от индивида к индивиду, от одного поколения к другому. В представленном поэтическом сборнике хорошо схвачено это ценнейшее качество печатного слова.
Стихотворения Виктора Панкратова вводят нас в прекрасный, романтически приподнятый мир идей, мотивов, символов, рожденных Книгой.
                Ол. Ласунский.

                ОКТАВЫ
                В.  Ф.   П а н к р а т о в у
Нет, не наставник, старший только друг
Я быть могу чудесному поэту,
Когда банальность разлита вокруг,
Привыкли мы к старинному сонету,
Писать гекзаметрами недосуг,
А прозу отослали мы в газету –
Ответить Вам могли бы стать октавы,
Каких не получали никогда Вы!
И вот во мне звучит ответный стих:
Да, книга – светоч, книга – это лира,
В ней никогда не смолкнет, не затих
Великий пафос Гете и Шекспира, -
Да, книги – птицы, и на крыльях их
Мы поднимаемся над ширью мира,
И в строчках книги навсегда живы
Любовь, поэзия – и сами Вы!
                А. А. СИДОРОВ
1974



НЕВЕЖЕСТВА   РАСТОПИМ   ЛЬДЫ.
В   ЕДИНСТВЕ БРАТСКОМ   НАША   СИЛА.
КРЕПИ   И   УМНОЖАЙ   РЯДЫ,
БИБЛИОФИЛЬСКАЯ   РОССИЯ!


ИЗВЕЧНЫЙ   ПРАЗДНИК

Нет более всесильной власти.
Иным мы кажемся странны,
что волшебству высокой страсти
безропотно подчинены…
Что книга –
наш извечный праздник,
безбрежный космоокеан:
она пьянит,
волнует,
дразнит
библиофильский дружный клан.
В томах – душа книгогвардейца.
Полны могущества они:
жизнь их слуги
и их владельца –
самосожжению сродни!..


ДОН-КИХОТЫ   ВЕКА

                О.   Г.   Л а с у н с к о м у

Библиофилы!
Дон-Кихоты века –
им не грозит бездействия покой –
выходят в поиск ради человека,
отмеченного книжною строкой.
И не бывает легкою дорога
к сокровищам полуистлевших книг:
встречается на ней порою много
пустопорожних мельниц ветряных.
Кто сломит их?
Какая зреет сила
в круговороте мыслей,
                споров,
                слов?
Лишь карандаш в руках библиофила
к предназначенью этому готов.
Бесхитростным своим победам рады –
добытчики золотоносных руд –
не требуют ни славы, ни награды
за свой высокий, бескорыстный труд.
Огню таланта, а не мгле забвенья
сродни библиофильские сердца.
Они стучат во имя вдохновенья,
во славу КНИГИ,
в честь ее творца!

1973


БУДЕМ ПОМНИТЬ

Не прорастет забвения трава
на книжных ослепительных страницах,
где оживают краски и слова…
Как я хотел бы в пояс поклониться
тому, кто с книгой был в прямом родстве,
одаривал ее богатством знаний.
Нет, не расти забвения траве,
а пышно цвесть траве воспоминаний.
Мы будем помнить поименно всех,
всех поименно и никак иначе –
особо титулованных и тех,
кто даже нонпарелью не означен.
Кто не жалел для матрицы свинца,
кто типографским предан был заботам…
Вы слышите, как бьются их сердца
под каждым новым
                книжным переплетом?!


НЕГАСНУЩИМ
СВЕТИЛЬНИКОМ
В    НОЧИ…

                А.   А.   С и д о р о в у

Негаснущим светильником в ночи
торжественно сияют наши книги.
В них места нет ни козни, ни интриге –
добро и правду нам несут лучи.
Богат шрифтами книжный разворот,
торчит закладка из другого тома…
И легкая, давнишняя истома
уже в объятья нежные берет.
Прекрасны чувства эти и сильны.
Вторгаясь в полусон немой квартиры,
дыханье книг и звучный трепет лиры
полночной не нарушат тишины.


ГОРЯЧИЕ   СТРОКИ

Оценивая позолоту книг,
у полок личных находясь на страже,
пожалуйста,
                ты вспомни и о них –
о книжках
                в сером, скромном картонаже.
В них все в единый узел сведено –
Добро и Правда
                проступают ало:
на что у время – даже и оно
о эти строчки
                пальцы обжигало…


СВЕТЛЫЙ   НАШ    БОГ

Полированной смолки
красота затекла.
Прогинаются полки –
не подвинуть стекла.
Время к книгам все строже:
постарели уже
переплеты из кожи
и бумага верже.
Счастлив тот, кто в развалах
букинистов знавал,
в полутемных подвалах
видел книжный навал.
В прошлом стоило рыться,
верить слову и снам,
чтоб смогло сохраниться
все, что дорого нам.
Блики солнечных зайцев,
переплясы зарниц,
трепет чувственных пальцев,
тихий шорох страниц,
радость стиля и слога…
Дом без книги убог.
Кто сказал нету бога?
К н и г а   -
                светлый наш бог!


АНТИКВАРНАЯ   КНИГА

У старых книг особый аромат.
И если даже относиться строже –
ведь лист иной и желт, и чуть помят –
они других изданий мне дороже.

Не той букинистической ценой,
что штампом подтвердилась в магазине,
а тем, что книга прошлого со мной
живет своею жизнью и поныне.

Эпохи на страницах сведены,
века и люди,
                их земные лица…
Подобной книге просто нет цены:
пусть долговечность книжная
                продлится!


СЕДАЯ   ЮНОСТЬ

                В.   Г.   Л и д и н у

Серебро подарено вискам.
Есть на все особые приметы:
Годы узнаем по волоскам,
Острый ум по точности совета.
Долог день без щедрого труда.
Ночь без сна и вовсе бесконечна.
Яркой книге рады мы всегда,
Ложь строки – ущербна и увечна.
И, листая мудрые тома,
Дивного полны мы озаренья:
Искренность писателя сама –
Наше откровенье и горенье.
Юность машет нам с седых страниц,
Будит стародавние желанья,
И колосьями ложатся ниц
Легкие ее воспоминанья.
Явью молодою жизнь полна.
Разве вот, что только седина!..


ПУШКИНСКИЙ
АВТОГРАФ

- Не позавидуешь пехоте,
ей не до умственных гимнастик:
изба-читальня
                в нашей роте –
окоп, прорытый нами наспех.

Теперь поверить трудно в это,
но мы с каким-то исступленьем
стихи любимого поэта
учили перед наступленьем.

Бой за Воронеж…
Бой за Гродно…
Прошли почти что пол-России.
Том пушкинский поочередно
в пробитых вещмешках носили.

Что лгать?!
Смертельно мы устали,
чужие проходя границы,
но снова бережно листали
чуть пожелтевшие страницы.

Я в навыке своем военном
давно крутого был замеса,
и в каждом чужеземце пленном
мне виделось
                лицо Дантеса.

На сапогах подсохла глина.
Весна свои диктует сроки:
и вот уже
                у стен Берлина
читаем пушкинские строки.

Полощет ветер складки стяга.
Последний залп…
И смолкли пушки.
На оспенной стене рейхстага
осталась мета –
                «А. С, ПУШКИН»!

1983


КНИЖКА   ДЕТСТВА

У каждого есть, наверно,
заветная книжка детства.
Она нас в большой и светлый,
неведомый мир ввела.
Я счастлив, что встретился с нею,
что мне никуда не деться
от книги, которая в жизни
попутчицей верной была.

Она мой друг и советчик –
мы стали давно друзьями.
Мне нравится этой книжки
простой немудреный стиль.
Живут на ее страницах
всегда добродушный Ламме,
на выдумки неистощимый
веселый бродяга Тиль.

А где-то в далеком Чили
надсадно ревет сирена,
зловеще костры пылают,
уносятся искры ввысь…
Тома превращаются в пепел,
но память – она нетленна,
душа у книги бессмертна:
в огне не сгорает мысль.

Бессильно жадное пламя
героев отнять у мира:
они нас по-прежнему учат
свободой своей дорожить.
И снова взывает к мести
бесстрашный Тиль Уленшпигель,
людей научивший правде,
меня научивший жить.

…По осени к нам приходят
веселые листопады.
Становится все щедрее
свечение русских берез.
А в Чили ревут сирены,
ведет за собой отряды –
за книгу, за правое дело
сражается храбрый гез.

1974


ДОЛГИ    НАШИ

Веселый деревянный Буратино,
извечно буду у тебя в долгу:
плывет,
                плывет по небу бригантина,
а я оставить землю не могу.
Здесь угловато громоздятся краны,
встречает беды полевая рожь…
Малыш из книжки – ты же деревянный,
и никогда меня ты не поймешь.
Придет черед – и я вспорхну синицей,
паду росой,
                и в зоревом кольце
останусь строчкой,
                книжною страницей,
а может быть –
слезою на лице!..


КИММЕРИЙСКИЕ   ИМЕНА

Мягкость линий разнохолмья,
как наплывы стеарина.
В грозовой подкове счастья
гребешок волны метров.
Неизбежно голубое
с полувыдохом –
                Марина –
чайкой на пересеченьи
изболевшихся ветров.

И возжаждется простора.
А свобода – так желанна…
В этом вся первопричина
ломкой сухости строки.
Камнепадом с Карадага –
колдовское –
                Анна, Анна…
Как чешуйки перламутра
с обессиленной руки…

Под Святой горою сумрак,
валунов лобастых россыпь,
сложных, скользких светопятен
беспокойная игра.
Было праведное слово
и доверчивое –
                Осип…
Черноземного прозренья
не пришла еще пора…

На равнинах «дикополья»
голосам я крымским вторю.
Нет в моих воспоминаньях
экзотических лиан:
к звездам обращен и к Богу,
к штормовому Лукоморью
сфинкс тревожного столетья –
мудрый Максимилиан.

Реки вечности безбрежны.
Мы влекомы их теченьем,
но всему есть место в мире –
тлену,
                пеплу и золе…
Нет во мне вальяжной спеси:
горд своим предназначеньем,
что песчинкой безымянной
я останусь
                на Земле.

1990


ЮБИЛЯРАМ-ХАРЬКОВЧАНАМ

Поклон тебе, о харьковский собрат!
Всех добрых чувств не передать словами.
Твой город славой книжною богат,
богат библиофильскими делами.
Календаря еще один листок
отныне сорван…
Сладостные миги!
Сто заседаний –
                это лишь исток
дороги в заповедном мире книги.
Нерасторжима связь седых веков,
связь городов.
И не случайно снова
звучат в разлете белых облаков
Никитина стихи,
                стихи Кольцова…
Их строф высок, величествен полет.
И вместе с караваном белокрылым
привет Воронеж благодарно шлет
всем харьковским друзьям-библиофилам.

1973


НА   НОВЫЙ   ЛАД

«Н е   ш а р ь   п о   п о л к а м
ж а д н ы м   в з г л я д о м…»

Смирись с законным правилом,
когда ты
возжаждешь чтива…
Верь не верь глазам,
но книги для писателя –
солдаты:
им не оставить
без меня… казарм!

Но если вдруг
затормозится дело,
без нужной книги
будет трудно вам –
любую
изымайте с полки смело:
ей тут же
увольнительную дам!


ШУТКА

Есть словечко в быту – «неликвид»…
Кто-то слух пустил по Руси,
дескать, книжная кража – не стыд.
Вновь пропажа:
ну, хоть голоси!
…О шести допотопных крыл
херувима себе заведу,
чтоб пророчески мне открыл:
кто опять учинил беду?
А дознаюсь, в лицо узрю –
сам тебя,
                мой домашний тать,
щедро книжками одарю
и заставлю их все…
                читать!


О   ПОЛЬЗЕ
БИБЛИОФИЛЬСТВА

Зелинский изобрел противогаз –
               РАЗ.
От книг не разболится голова –
               ДВА.
Все книжка стерпит, что ни говори –
               ТРИ.
От книг уютней в маленькой квартире –
              ЧЕТЫРЕ.
С любимым томом можно крепко спать –
              ПЯТЬ.
Любое хобби, кроме книг, - не то –
             СТО!


СТРАСТЬ   ОДНА   СОЕДИНИЛА
БЛАГОРОДНЫЕ   СЕРДЦА
ЧУДАКА-БИБЛИОФИЛА
И ХУДОЖНИКА-ТВОРЦА!..


БУМАЖНЫЕ КОРАБЛИКИ

О, до чего мудра и многолика
экслибриса чудесная страна,
но журавли пронзительного клика
не принесут в нее…
Живет она
другой,
                особой жизнью в человеке –
без суеты и лишней похвалы.
Границы книги и библиотеки
становятся экслибрису малы.
Уходят в необъятные просторы
кораблики таланта и труда.
Мы, люди, на свои сужденья скоры:
нет-нет и ошибемся иногда.
А где-то мастер, не привычный к лести,
в кругу забот и повседневных дел
о книжном знаке
                добрых ждет известий
как самый настоящий корабел.


ВЕЧЕРНЯЯ   ПЕСНЯ

То послушный он и тихий,
то он чрезвычайно смел –
по линолеуму штихель
так ходил, как будто пел.
Мастер правил песню стали:
у него из-под руки
удивленно прорастали
тонких стружек языки.
Грифа тень.
Изломы линий.
Штихель вычертил луну.
Как маэстро Паганини,
ветер трогает струну.
Улыбается, кивает,
доброй зависти полна,
в синий омут уплывает
полнощекая луна…


БЕССМЕРТИЕ

Дуэльных пистолетов пара
в сюжет графический легла
на фоне траурном чехла…
Того смертельного удара
ничья рука не отвела.
Зрачком предательским отмечен
и… поглотила пелена.
Но жив он, весел и беспечен
на книжных знаках Кузьмина.
Еще нас не тревожит память
посмертной мраморной плиты.
Над Пушкиным кружится замять
в офорте легком Калиты.
Поэта в зыбком свете свечки
штрихи фроловские вернут,
как будто там, у Черной речки
тех черных не было минут.
Художникам небезразличен
высокий взлет его стиха –
поэт навеки возвеличен
союзом лиры и штриха.
В экслибрисах неодинаков,
как и в его черновиках…
В бессмертье верю книжных знаков,
хранящих Пушкина
в веках!


АКРОСТИХ

Экзотика странного мира
Крадется непрошенно в стих…
Себе сотворили кумира
Любители таинства книг –
Из звезд черно-белых и лилий.
Богатства стремительных линий,
Разумной симметрии их.
Игрою загадочных пятен,
Символикой знак нам понятен.


ОТВЕТ   КОЛЛЕКЦИОНЕРУ

                О д е с с и т у   Б.  Я.  Л е в ы х

Воронеж – не Одесса же, хотя и здесь каштаны,
бьют волны синеверхие в морские берега,
но в книжном нашем городе есть тоже
                капитаны,
которым честь Экслибриса безмерно дорога.

Играет море Черное воронежской волною,
а в наших отношениях есть общая беда:
наука «география» всему тому виною,
что в Вами не встречаемся, увы, мы никогда.

Читаем книги мудрые, живем почти без риска,
а пишем письма редкие небрежно, кое-как.
Чтоб стала регулярною и прочной переписка,
пусть самым точным компасом Вам будет
                Книжный Знак!

1974


КИЕВСКОМУ   КЛУБУ
«ЭКСЛИБРИС»

Ветер судьбы переменчив и крут –
дует сквозь бублик нуля.
Верен «Экслибриса»-клуба маршрут.
Майя стоит у руля…
Хоть выгинается парус дугой,
каждый здесь творчества страж:
порт корабельной приписки другой,
но не утек экипаж.
И проплывает, лучами маня,
звезд синеглазый конвой.
Люди, прошу вас, возьмите меня
в рейс нескончаемый свой.
Может я тоже общаться хочу.
Пусть накрывает волна.
Кто же предложит мне:
«Эх – прокачу!»
Или фелюга полна?..
Свеж и приятен мне киевский бриз.
Веет покоем от дам.
Наилюбимейший им экслибрис
я без заминки отдам.

1978


БИБЛИОФИЛИНКИ…


*
- Что за флаг полощется?
- Книголюбов общество…
Сокрушаться поздно нам –
добровольно создано!

*
Библиофил в заботах праздных
был до своей валюты лют:
он из семи сберкнижек разных
составил славный конволют.

*
Гигиенист-библиофил,
войдя во вкус своей работы,
усердно с пастой !Нэдэ» мыл
любимых книжек переплеты.

*
Не зря себя он книжником прозвал:
что видел на прилавке – покупал.
Наверно, вызнал из печати тоже,
что быть макулатуре подороже.

*
В нарядном оформлении цветном
дальтонику вручили книжный том.
Сказал дальтоник:
            - Чересчур проста,
            раскрасить – вот была бы красота!..

*
Спеша на свой библиофильский слет,
шофер увидел на дороге папку.
Чтоб не помять тисненый переплет,
правее взял,
                помяв при этом бабку…

*
Мне для работы нужен был словарь.
Я в «Книгу-почтой» свой послал заказ.
В ответ прислали «Женский календарь»
с брошюрой…
                «Как готовить хлебный квас»…

*
Печать – она, конечно, виновата:
Уж больно мелок шрифт у мини-книг.
Ругаешь книжки малого формата
и не читаешь никаких других.

*
Выигрывал на ринге чемпион,
и вдруг волюм увидел в зале он.
Гадал, пока его противник бил:
где зритель книгу редкую добыл.

*
К знакомым приставал библиофил:
- Вы прочитать брошюрку не хотите ль?
Потом полгода в грудь себя он бил:
- Я самый бескорыстный просветитель!

*
Да, мы в поступках можем быть не схожи,
но нас одна объединяет страсть:
готовы вылезть из своей же кожи,
чтоб только книгам в переплет попасть.

*
Из книг не уступал он ничего,
пока чердак не придавил его!..

*
Чудес в библиофильстве не бывает.
Завиден собирателя удел:
его жена умело возглавляет
в Москве букинистический отдел.

*
Дотошного библиофильства ради,
он, составляя сводный каталог,
вписал в него буквально все, что мог:
своих детишек школьные тетради,
любовные записки некой Нади,
клочок инструкции к часам «Полет»
и неизвестный старый переплет.

*
Домой с прошедшей выставки спеша,
эстеты наши рассуждали так:
- Да, выставка – бесспорно хороша,
но, что это такое,
                книжный знак?

*
Денег нет. Сидим мы на мели.
Друг на друга нечего пенять:
переписку двадцать лет вели,
чтоб свои две книжки обменять.

*
На «черном» рынке библию купил,
сказал:
                - Теперь и я – библиофил…

*
Как опрохвостился я снова,
хожу в смятенье – сам не свой:
миниатюрного «Кольцова»
сменял на дачу под Москвой.

*
- Давай трояк! –
Так муж жене сказал. –
Пришел свояк,
идем в читальный зал…

*
- Так, где эта улица, где этот дом? –
Спросить я хочу у того человека,
который достал в наше время с трудом
«Амбарную книгу» двадцатого века!

1973 – 1974


ИЗ   НАДПИСЕЙ   НА   КНИГАХ


СЛОВА НА ТИТУЛЬНЫХ ЛИСТАХ  –
СМЕШНЫ,   БАНАЛЬНЫ   И   СЛУЧАЙНЫ.
КАК   ИХ   ПОРОЮ   НЕВЗНАЧАЙ   МЫ
ПЛОДИМ   В   ОБЩЕСТВЕННЫХ   МЕСТАХ!..


*
АНДРЕЕВОЙ   И.  Г.   (МОСКВА)
Доверю тайну шариковой ручке:
пишу с прицелом только лишь на завтра.
Пока еще незнаменитой внучке –
уже давно
                незнаменитый автор.

*
Л.  Ф.  ТАРНЫНСКОМУ  (РОСТОВ)
Веруй книголюбскому пророчеству
и готовь для книжек саквояж…
Тезке по отечеству
                и отчеству:
вспоминай воронежский вояж!

*
ДРУЗЬЯМ   ИЗ   ВИЛЬНЮСА
За неимением Шекспира
дарю сие –
                семье Шапиро:
да не погаснет дружбы свет…
У Вас я пил чаи из кружки,
смотрел на камни и ракушки…
Жаль, что потолще книжки нет.

*
НЕЗНАКОМКЕ
НА   ПОЭТИЧЕСКОМ   ВЕЧЕРЕ
Никак я не рассчитывал на Вас.
Вы на меня смотрели так печально…
Сей экземпляр захвачен был случайно,
но он-то положение и спас!

*
Е.  Г.   НОВИЧИХИНУ
(ВОРОНЕЖ)
Относительно все в этом мире.
Скажешь всуе:
- Господь, нас спаси!
Коль в моей усомнишься ты лире –
к букинистам ее отнеси…


СОДЕРЖАНИЕ

Высокой страсти волшебство.
       Вступительная  статья (О. Ласунский)
Октавы (А.А. Сидоров)
Извечный праздник
Дон-Кихоты века
Будем помнить
Негаснущим светильником в ночи…
Горячие строки
Светлый наш бог
Антикварная книга
Седая юность
Пушкинский автограф
Книжка детства
Долги наши
Киммерийские имена
Юбилярам-харьковчанам
На новый лад
Шутка
О пользе библиофильства
Бумажный кораблик
Вечерняя песня
Бессмертье
Акростих
Ответ коллекционеру
Киевскому клубу «Экслибрис»
Библиофилинки
Из надписей на книгах