Мне не надо ничего

Володе Карасёву  (второму справа)

Мне не надо ничего,
Только не ругайте
После или до того
Время угадайте,
Когда можно, когда нет,
Чтоб побыть собою
Поддержать авторитет
Над своей судьбою.


*
Над крышами серых многоэтажек поднимается солнце. Пасмурно. Конец марта. Слякоть. К железнодорожному переезду на улице Рабочей торопится человек в расстегнутом потрепанном пальто. Нервничает. Вот он уже бежит по шпалам. А навстречу несется локомотив. Машинист дает длинный предупреждающий сигнал. Человек в пальто грозит ему кулаком…

В 1980-е годы на перекрестке улиц Коммунистическая и Рабочая стоял дом «певца земли мордовской» Федота Сычкова, принадлежавший Союзу художников. А в огороде была банька. В этой знаменитой «усадьбе» обитали три живописца — Владимир Карасев, Степан Коротков и Евгений Балакшин. Через некоторое время их попросили освободить дом, так как молодые таланты не являлись тогда членами Союза художников. А иметь государственные мастерские могли только «официально разрешенные» мастера. Впрочем, с тех пор мало что изменилось. Но ребята не расстроились. «А можно мы в баньке будем писать?» — спросил Володя Карасев. Им разрешили. Так появилась знаменитая в те годы группа «Банщики». «Мы там создали самые лучшие свои работы,;— вспоминает Степан Коротков.;— Потом нашу баню бандиты сожгли и стоянку сделали… Да, времена тогда были «чисто конкретные»…» А теперь на этом месте кольцевая развязка и въезд на мост…

График «банщиков»: три дня писали картины на продажу, один день колотили подрамники, еще три дня занимались своим творчеством. Один раз в несколько месяцев ездили в Москву продавать работы. Покупали их в основном иностранцы. И почему-то чаще всего норвежцы и шведы. Видимо, по настроению и колориту творения «банщиков» были близки скандинавам…

Помимо изобразительного искусства Карасев занимался литературной деятельностью. И это не случайно — его отец был поэтом. Он жил в Пензе и умер очень рано… Владимир входил в литературно-художественное общество «Пегас» и печатался в журнале «Странник». Он хотел жить интересно, разносторонне. Много путешествовал. Несколько лет провел в Сибири — трудился рабочим на лесоповале. Конечно, живописью много не заработаешь. Поэтому подрабатывал в музее сторожем. А Коротков там же трудился реставратором…

А вот в личной жизни Карасева были проблемы. Что жене надо? Устроенный быт, да чтобы мужик деньги домой приносил. А Володя приносил картины, да притом какие-то странные — все поезда на них и тяжеловесные индустриальные пейзажи с трубами и заборами. В общем, семейная жизнь катилась под откос…

За 5 лет до перестройки Карасев написал стихотворение, в котором были пророческие фразы: «Какую сторону я приму, какую линию я приму, какую… сердце мне подскажет». Он думал, что пишет про белых и красных, а оказалось, о событиях 1991 года. В КГБ потом пришлось объясняться. 19 августа был путч, а 21;го у «банщиков» выставка в московском ЦДХ. Они переживали, что закроют. Но повезло. Все прошло хорошо. Вернувшись домой, одной из своих работ Карасев дал название «В Москве все спокойно». Там были изображены чугунные ворота и старое купеческое здание. Позже работы «банщиков» участвовали в групповой выставке во французском городе Реймс…
В последний период творчества Карасев рисовал старинные автомобили на продажу. Он всегда с энтузиазмом относился к новшествам, пытался совместить абстракционизм с реализмом. Но все чаще в творчестве звучали печальные ноты. Это было связано с переломом эпох. В 1980;е искусство переживало всплеск, творчество бурлило во всех направлениях, а в 1990;е начался духовный вакуум. Люди стали не нужны друг другу. А художник, как оголенный нерв, чувствует дыхание общества в 100 тысяч раз сильнее! И чем одарённее, чем талантливее, тем сложнее выдержать эту духовную пустоту. За неделю до своего ухода из жизни Володя говорил художнику Ливанову: «Знаешь, какая самая легкая смерть? Нужно выйти на дорогу и подставить голову встречной машине… Тебе разбивают черепушку, и ты моментально умираешь…» Когда Карасев писал этюд на железной дороге, то видел надвигающийся поезд. В руках была кисть, он рисовал… и в то же время видел приближающуюся смерть… Вспоминаются строчки Гумилева: «вагоновожатый, останови трамвай скорее»… Но не успел остановиться поезд тем мартовским утром, а город так ничего и не понял…

Еще во время работы в конструкторском бюро Карасев писал своему товарищу в армию:

Дай Бог не знать
В работе страха
И чтоб добытое в слезах
Из тьмы и косности, и праха
Не превратилось
Снова в прах…