Новая подборка в Золотом руне. 8 августа 2023

Любила я на красный свет…

***

Зелёный свет зелёных улиц –
как к счастью пропускной билет.
Но не была я среди умниц –
любила я на красный свет.

Любила – как гляделась в омут,
над чёрной пропастью скользя,
когда себя уже не помнят,
когда и жить уже нельзя.

Зелёный свет — не мне зажжённый,
а тем, кто выгоден кремлю.
Он словно воздух разрешённый,
а я ворованный люблю.

***

Чем заполнить мне жизни паузу
после смерти любимых моих?
Обратиться ли к парусу? к Бахусу?
Или просто любить за двоих?

Пусть не он это, только как бы он –
его музыку улови...
Я ничем не заполню вакуум,
кроме новой любви.

***

Ты не частый в гости ко мне ходок.               
Обожгусь о голоса холодок.

Ты больнее всего у меня болишь –
позвонишь ли или приснишься лишь.

Пусть не друг, не родственник, не семья –
драгоценная радость со мной моя.

Для тебя я горы могу свернуть.
Не могу лишь юность свою вернуть.

Я живу над тобой как цветком дыша…
Просто голову потеряла душа.

***

Я звоню просто так, попроведать.
Я не знаю, чего я хочу.
Может, просто прижаться к плечу.
Может, просто с тобой пообедать.
На том свете за всё заплачу.

Для меня твой нахмуренный голос,
хоть далёкий, как полюс, порой,
возвращает желанный настрой,
моей жизни – нечаянный бонус
и судьбе необычный покрой.

Расскажи, как твой день протекает,
что ты видел сегодня во сне.
И тоска, как от песен Массне,
постепенно стихает, стихает...
Как же хочется верить весне.

***

Люблю, когда звонишь без повода –
придумаю какой хочу,
и на другой конечик провода
к тебе на крыльях прилечу.

Допустим, от тоски измучился,
устал от бесконечных дел,
допустим, что по мне соскучился
и вдруг услышать захотел.

И мне не важно – так ли, правда ли,
лишь только б голос понежней.
И чем случайней – тем оправданней,
и чем нелепей – тем нужней.

А в трубке – словно шорох лиственный...
Пусть ты ошибка, фейк, фантом,
в тебя я верю будто в истину.
Всё оправдается потом.

***

Не для ласковых слов твои губы скроены,       
а такой красивый рисунок губ!
Но язык и горло уж так устроены –
лексикон любви у них сух и скуп.

У меня вырывается птичьим щебетом –
у тебя как будто бы в глотке кляп.
Я летаю птицею, нежась, в небе том,
но на землю твой возвращает взгляд.

Что поделать, не всё в этом мире поровну.
В топке сердца, увы, не гореть дровам.
Ты помог мне делом в тот день так здорово!
Но я больше обрадовалась бы словам.

***

Ты слов для меня не находишь –
я все их себе забрала.
Я жадная – ты не находишь?
Без слов не раскроешь крыла.

Летаю на этом горючем,
чем круче – тем выше полёт.
Срываюсь с невидимой кручи
порою, разбившись о лёд.

Потом постепенно срастаюсь
и пробую вновь голосок.
Словами живу и питаюсь,
неся тебе лучший кусок.

И фразы, и сладкие грёзы,
и нежности призрачный дым,
и смех, и горючие слёзы –
всё станет горючим моим.

Слова – лишь скопление пара,
но воздух немыслим без них.
Пегас – не в пример Боливару –
нас вынесет даже двоих.

***

Твоё лицо для улыбки,
моё похоже для слёз.
Я не совершу ошибки,
и всё будет не всерьёз.

Как будто во сне летучем
иль где-нибудь между строк...
Друг друга мы не замучим
и Бог к нам не будет строг.

Я буду сама беспечность.
Ты будешь меня смешить.
А впереди будет вечность,
и некуда нам спешить.

***

Я слишком тебя люблю,
чтоб воспринимать серьёзно,
но этим не умалю,
когда умиляюсь слёзно:

как птенчик или зверёк,
нуждающийся в опеке,
на нежность к себе обрёк,
что вдруг увлажняет веки,

когда вместо взрослых слов –
блаженный сюсюк и лепет,
как птица несёт улов
и гнёздышко в сердце лепит.

Сильнее те, кто слабы.
Любить как дитя, зверушку,
и тушку своей судьбы
бросать тебе как игрушку,

чтоб сердце твоё – дитя –
лишь тешилось, утешалось,
я буду любить шутя,
душа в себе боль и жалость.


Я люблю тебя без затей...

***

Я пишу это не для всех.
Я люблю тебя без затей.
Буду слушать твой голос, смех.
Буду нянчить твоих детей.

Этой жизни моей хана,
но ещё есть другой виток.
Для тебя оживёт она
и распустится как цветок.

В красных шапочках знаешь толк, –
так идёт, что не нагляжусь.
Я, конечно, не серый волк,
но ещё тебе пригожусь.

Всё бывает когда-то вдруг.
Это будет другая жизнь.
Бог спасательный кинул круг
и шепнул во сне: удержись!

***

Ты такой, как хочется душе,
но не в жизни, а когда я сплю лишь.               
Ты ещё, а я давно уже.
Я тебя люблю, а ты не любишь.

Сорок бед и ни один ответ...
Радости приходят мне из сна лишь.
Но опять варю тебе обед.
Я тебя люблю, а ты как знаешь.

Сердце, ты не будешь таковым,
если всё завяжешь и закончишь.
Жизнь проста без всяких заковык –
я тебя люблю, а ты как хочешь.

***

Фраза любая уже не нова...
О одиночество волчье!
Самые важные в жизни слова
мы произносим молча.

Сколько ты слов мне не досказал!
Но я их, кажется, знаю.
Их отголоски доносит вокзал,
шепчет роща лесная.

Стиснуты губы, но есть глаза,
есть просто тёплый голос.
Я не верю, глядясь в небеса,
нелюбви ни на волос.

***

Тоска прирученного Лиса
по принцу, что на ласку скуп,
и глаз обманчивая близость,
и безответность тёплых губ,

и слова непроизнесённость,
и несоединённость рук…
Но, может быть, твой друг лисёнок
тебе понадобится вдруг.

Прекрасна пахнущая роза,
барашек облака над ней.
Пусть не коснутся их морозы
и вереницы серых дней.

Но там, за жизненной кулисой,
взамен запретного плода,
тепло бесхитростного лиса
тебя согреет в холода.

Прости за это помраченье,
но Лисы, что ни говори,
обречены на прирученье
как на свеченье изнутри.

О это счастье ожиданья,
что не убить и не избыть –
неслов, неласки, несвиданья,
всего, чего не может быть!

***

Между своими церемонии,
наверно, вправду не нужны.
Пусть всё находится в гармонии:
бесцеремонно мы нежны,

бесцеремонно обожаемы,
ну, пусть словарь слегка кондов,
ну, пусть не слишком уважаемы,
зато любимы без понтов.

Что церемониться с любимыми,
с тем, кто нам родственник почти,
словами нашими избитыми, –
мол, за обиду не сочти...

Да, не причислена к иконе я,
и мы с тобой не соловьи.
Какие, право, церемонии 
у тех, кто избраны в свои!

Скажу, сдержась почти геройски я, –
мне лестно, что тебе своя,
что говоришь слова мне свойские,
что я чуть-чуть твоя семья.

Но слов хочу, какими молимся,
чтоб не считали их старьём,
чтоб ты немножко церемонился
со мной, как хрупким хрусталём,

чтоб был слегка меня ты нежащим,
щадил, пылинки бы сдувал,
чтоб был в словах не угол режущий,
а обнимающий овал,

чтоб говорил слова миндальные,
что не обидны, не резки,
чтоб были мы немножко дальние,
хотя воистину близки.

***

Прости меня за те вопросы,
что ни к чему и невпопад,
и за любовь мою без спроса,
и за словесный водопад,

что я с тобой, как у Шагала,
не улетела за моря,
за то, что не расцеловала,
за всё, что не посмела я.

***

Конечно, ты и в этом прав был,               
что я цепляюсь как репей.
Но ты со мною как на равных,
а мне хотелось быть слабей.

Не ты вина моим помехам
и вправе мне ответить: нет.
Но ты со мной – как с человеком,
а я поэт, поэт, поэт!

С вопросом этим как с орехом,
наверно, справился б любой.
Но ты со мной – как с имяреком,
а я – по имени любовь.


Любовь               

Сперва лукавый маленький зверёк,
что хочется трепать по мягкой шёрстке.
К нему ещё не вяжется упрёк,
слёз кот наплакал, горести с напёрстки.

Но ты этой пушистости не верь,
она потом сваляется клоками.
Потом он вырастает, этот зверь,
и внутренности рвёт твои клыками.

О, это счастье на свою беду!
И не переложить на чьи-то плечи.
Люби меня потом, когда уйду.
Ведь это будет несравненно легче.


Когда меня не станет…

***

Когда меня не станет – 
меня заменят птицы
и снег на крышах зданий,
и солнце, что садится.

Я стану лишь другою,
за облаком скрываясь
и радугой-дугою
оттуда улыбаясь.

А ты окно откроешь,
как музыкой влекомый,
и чашку вдруг уронишь,
услыша звук знакомый,

увидя луч блеснувший,
что прикоснётся, грея…
И шелест листьев: ну же,
узнай меня скорее!

Почувствуешь мурашки,
прошепчешь: быть не может…
О, все мы умирашки,
никто нам не поможет.

Мы обречённо верим
могилам и оградам…
А ты откроешь двери –
а я незримо рядом!

***

Я не скажу, что я тебя люблю,               
и не назначу встречу на аллее,
а просто стих дорожкой постелю,
чтоб шлось тебе и мягче, и теплее.

И подарю подушку или плед – 
такие, что бессонницу снимают,
и сотворю «Гранатовый браслет» –
салат такой, для тех, кто понимает.

Там зёрнышки граната, словно кровь,
напомнят удивительную повесть,
где смерть не победила всё ж любовь,
и можно есть его, не беспокоясь.

Любовь везде, где взгляд твой упадёт,
на всём лежит её весёлый проблеск.
И потому неважно, что не ждёт
её никто, не выдавая пропуск.

Лучи проникнут в комнату и так,
и свежий воздух просочится в окна.
И только лишь с тобою что не так –
как я в любом конце планеты вздрогну.

***

Не знаю, как назвать мне то,
что по тебе болит и плачет.
Как ни назвать – не то, не то,
оно себя от слова прячет.

Сквозь дымку инобытия
в сосуде теплится стеклянно...
Оно как улица твоя,
по самой сути безымянно.

А и не надо называть,
и говорить о нём не стоит,
а лишь ту дымку целовать
и зубы стискивать как стоик.

Чтоб ты не распознал тот знак,
что шлёт вселенная, малюя.
Чтоб ты по голосу никак
не догадался, как люблю я.

Живи и радуйся. Гуляй,
купайся в нежности как в ванне.
Не называй. Не приземляй.
Оно как стих мой без названья.

***

Я в стихах не ставлю имена.
Ты спросил – а что ж без посвящений?
Но тебе вся жизнь посвящена.
Разве что-то может быть священней?

Мне моя любовь запрещена,
она может только быть стихами.
Но тебе я вся посвящена
целиком со всеми потрохами.

Не хочу светить тебя везде,
не хочу сама с тобой светиться.
Но, в сердечном спрятано гнезде,
имя трепыхается как птица.

Выстрелит когда-нибудь ружьё,
что висит который год без толку.
Да святится имечко твоё.
Времечко расставит всё по полкам.

***

Даже средь горьких и пасмурных дней
счастливы мы хоть отчасти.
И среди глины, песков и камней
есть свои цветики счастья.

Пусть тяжела у несчастья сума –
карт в ней счастливых колода.
Глянь, фиолетова туча сама,
а по краям – позолота.

Небо порою покажется дном.
Гвозди вопьются в запястья...
Ночь. Одиночество. Дождь за окном.
Самое время для счастья.


Писать – это способ сказать, что люблю

***

Когда не пишу – я старею, мертвею,
а если вдруг строчки из сердца идут –
то с Господом богом единых кровей я, –
такая, какой ещё не было тут.

Тебя обнимаю я словом безгрешным,
как будто живою водой окроплю.
Писать – это способ вернуть себя прежней,
и способ признаться тебе, что люблю.

Какую хочу сотворяю погоду,
слова словно листья умея ронять.
Писать – это вечно молиться о ком-то
и силой нездешней его охранять.

И мне не писать – это было бы глупо,
как могут не петь петухи, соловьи?
Бог смотрит оттуда внимательно в лупу
и, кажется, строки читает мои.

***

Из тех я видно неумеек,
в чей адрес сыпется упрёк.
Взамен прочерченных линеек
пишу свой день я поперёк.

Не по клише и трафарету
кладу свою я колею.
Такой ещё быть может нету...
А на линейки я плюю.

Не знают строчки дисциплины,
их не воспитываю я.
Они с линеек как с трамплина
ныряют в гущу бытия.

Я с ними не хожу по струнке,
нутро само меня ведёт
и создаёт свои рисунки,
как Бог мне на душу кладёт.

Мне не дари тетрадь в линейку,
и в клетку тоже не терплю.
Лишь чистый лист – моя ячейка,
где я живу, дышу, люблю.

Пусть будут, может быть, неровны –
не так чисты и велики,
но будут только чистокровны
моей судьбы черновики.

***

Различаю скрытую улыбку
в повседневной сутолоке дня
и храню как тайную улику
счастья, что укрылось от меня.

И когда их наберётся в сердце 
столько, чтобы вытеснить хандру,
счастью от меня не отвертеться,
я его уликами припру.

Я его заставлю показаться –
вот же, все приметы налицо!
Счастью от меня не отвязаться,
хоть я не богиня Калипсо.

А когда несчастье в сердце, раня,
высветит картины новых мук –
я на этом внутреннем экране
приглушаю яркость или звук.

Каждая попытка – это пытка
быть счастливым на чужом пиру.
Каждая улика как улитка –
доползёт, когда уже умру.

Ты бы мог быть царственно любимым
и бессмертным в одеянье строк,
но проходишь как обычно мимо,
не со мною и не мой сурок.

На любовь наложенное вето –
с полки неба снятый пирожок.
Счастье несчастливое поэта –
греться у костра, что сам разжёг.

***

Если кто-то тебе заменяет весь мир –
это значит, что нет своего.
Нет, делиться своим каждый час, каждый миг,
умножая бессчётно его.

Я дарю тебе то, что дороже всего,
всё богаче при том становясь.
Не могу я отдать лишь того одного,
с чем нетленна незримая связь.

Я годами хожу за тобой по следам,
лишь к тебе моё сердце лежит,
только я одного никогда не отдам,
то, что нам здесь не принадлежит.

О тебе моих слов золотые слои,
для тебя – стихотворчества печь,
но мой мир, и душа, и пространство – мои,
и границы той не пересечь.

***

Душа невысоко летает,
как птица об одном крыле,
и мне дыханья не хватает
сказать о главном на земле.

Вдохнуть в себя весь воздух мира
и выдохнуть за тыщи вёрст,
чтоб он сквозь потолок квартиры
дошёл до облаков и звёзд.

Чтоб дальше лёгких, дальше сердца
прошёл бы этот вздох насквозь,
чтоб никуда уже не деться,
чтоб никогда уже не врозь.

И пронести его сквозь годы,
дышать не горлом, не губой,
а всей судьбою подноготной,
одним тобой, одним тобой.

И я уже не буду телом,
а вздохом, взглядом и душой,
тем, что любить тебя хотело
за гранью, за земной межой.


Четверостишия

***
Просто сидеть, разговаривать
под дождиком или снежком –
редкость такая ж, товарищи, –
словно ходить пешком.

***

Мы торт с тобою ели киевский –
вкуснее не едали.
Как шмель на хмель тот самый киплингский –
не райская еда ли?

***

То ль живу, то ли мне только грезится...
Пусть будут слова тихи.
Я боюсь о твой голос порезаться,
а ты — о мои стихи.

***

Дождик, лей на мельницу мою.
Пожалей, скажи мне ай лав ю.
Затушуй мне слёзы на глазах,
что мы с ним на разных полюсах.

***

Мы разведёмся как мосты,
чтобы опять совпасть наутро.
Жизнь не испортит борозды
и поступает с нами мудро.

***

Хотела жизнь тебе вручить.
Был снег – и сразу слякоть.
Когда даёшься приручить –
приходится и плакать.

***

Белый стихи выкрикивал в форточку,
я их с балкона бросала на ветер.
Ты собирал их внизу на корточках.
И до сих пор ничего не ответил.