Умерщвление

До углей затосковал, как на игле раскаян, до бела раскалён,
Изъеден изрядно мыслями плотоядными, ядами, и я дам им дожрать себя заядло.
Пространство только рядом, в голове беспорядок стал выше на порядок,
Видок, наряд заурядный, во рту привкус горько-пряный как от страха прямо.

Неотвратимость событийности искусно оперирует необратимостью,
Я пытался противиться посредством совести, но с ней счетов не свести, в слепую за собой не смог вести, бог вест не нова весть.
Открыт, добр и радушен, аж до рёбер наружу, было бы это кому-то нужно...
Социальный организм меня как чужеродные органы отторгает, и я так прирос ко дну, что придётся отрывать.
Покаравшись покараюсь пока как на торгах время догорает.

Мои родные ебучие дебри воспитали мой взгляд пережившего вечность, вытравили восприятие светлого,
Моя плачевная личность  - это срощенные кусочки мёртвечины мерклой.
Вам неведомо что хранит в себе тайник заветный в том шалаше из веток ветхом,
Что за моим домом закопано, сколько во мне по неволе боли за годы скоплено.
Коченеют конечности, черствею в почерневшей вечности,
По вечерам проворачиваю как ключом в замочной скважине мысли в черепом загашнике.
За гашик отопру как пропрёт и торкнет, но подобным не гарцанёт даркнет.

Понурой поступью ступаю земли опоясывая куда не ясно, восвояси,
В сторону грозовых туч, прямиком через сельские пустрыни длиною в необратимость,
По тропам поросшим плесенью и пронизанных сыростью.
Строчить строки ценою в ненависть и длиною в десятилетия, весом в обиду и глубиною в могилу.
Сюжетных веток соцветия срослись в трагикомедию, и я без права погибели сгину.
Я время тем коротал, что сжигал до тла бумажные города, но жаль что лишь спустя года после столетий.
Как ныне так и ранее, не смотря на пожелания я за чертой и на грани самопожирания,
От крика до шёпота дошёл, от воплей до ропота, держи мою жизнь за бесценок и оптом.

И я не надеюсь ни на что уже, всё хуже, всё Уже жабо на шее, всё витьеватее сюжет с углами словно отутюженными,
А мысли тем свежее чем я южнее, юнное сердце совсем заржавело от разрыва с Юноной... Ой, Юл..........
Где твои крылья, которые так нравились мне?
Оторвались, промокли и пыльца вся прахом развеялась.
Да хоть пропитайся во мгле, хоть плоти лишись, это лишь вещь,
А я люблю так, что тебе и не верится.

Плыть по течению гадким утёнком, резать плоть до кости вплоть, и впредь быть укутаным в твердь.
Бредить нервно по лабиринтам психиатрических коридоров с полом неровным,
За каждым углом для пожирания поджидают страхи и хронофаги.
Уснул только под третье утро укрывшись старой протёртой курткой,
Претит распростёртое бессмертие упорно продиктованное дуркой.
Всё сложнее не гОрбиться и не грОбить себя, противиться правилам мира грёбаного, загробного.
Ни куска в горло упиваясь только кагором себе на горе, от того что больше не буду усыпан поцелуями словно корью.
Эвтаназия как не действующее снотворное, замест сна я фланирую по фантазиям бутафорным,
Дабы нервы не догорали шнуром Бикфорда я вихлявым Фродо вышвырнул все упования в Ородруин Мордора.
Состояние не нормализуют ингибиторы серотонина, в глазах зазмеились глитчи серпантинами,
На мою падаль слетелись грифами Серафимы, моё творчество - под секретным грифом и труд Сизифов от бессилия, мысли - производные засилья.
Земля исчезнет из под ног, провалюсь в тартарары и тело покроется словно узорами муравьиными зикрами, макабрами,
Не воскресить абы какими "абра-кадабрами", ведь меня умертвили её слова - "Авада Кедавра",
Вот и скитаюсь по Адам глаза глядят куда, из лабиринтов фавна и минотавра в песочные сугробы Агробы, места не отмеченные на картах.

Одарён травмами, ранами рваными,
Реальность раздирает мне кожу дисторшном, с тошнотой крик истошный от самопожирания словно коршунами, в собственной пасти жерло брошенный.
Давай поговорим на ножах, и после сотого ножевого я всё же дам тебе шанс,
Идеальный донор боли с моралью допотопной,
Загоняй в угол меня, а в меня - лезвие, сама главное под кожу мне не лезь, побрезгуй,
А я бесконечно помню и скучаю, пусть твоя любовь иллюзорнее выбора,
Заскачи ко мне на чай в честь моей гибели, умерщвления, хоть в воплощении Ирода.


Рецензии