Современные записки Препринт

Валерий Дроздов

Из цикла «Подлинники»
Россия
                ..
Двунадесять языков здесь прошли
В  искании земли не обетованной
И кажется им, в исступленье странном,
Что им она осталась позади
Среди широт неласковой земли, что
Краем мира нарекли они в поверье
Беснованном. И Средистение земли
Где сошлися все направленья. Про-
Валом истории нарекли. Сверзая
Всё во имоисступленьи. Но не её
Оно. То безумье окраинного, что
Коснулся центр мира. И моленье
Превратили, как всегда, в проклятье,
Что так присуще сытой знати и ни-
Щите человеческой любви. И при-
Вычке. Замкнуть засов на прошлом
И заснуть, как древле, в исходном
Месте. И плотно наесться. И вкусить
Прохладный сладкий сон. Но не про
Нем. Не сдвинется народ средомирья
И в неге сладострастного творенья,
Останется, чем был всегда: соедине-
Нием народов. И мира горестные
Всходы, и примиренье ненависти,
И тугость земных всходов. Сохоронил
Он вечно, навсегда. Как память и зрак
Народов.
То Русь...











Философский камень


Я согбен над прочтеньем книг
И пальцы мои пахнут ртутью
И серой отдает мой воротник
И тинктурой тайной пахнет грудь
Но совершенья я искал, но только
Дьявола оскал в черепе мне улыбался
И олово стократно усмирялось.
Но золотом не стало. Как ни искал
Я камень философский. И тинктуру
Жизни вечной. И радости элексир.
Но вот, нуждою скоротечной, я
Пробирался площадью беспечной
И Узрел гетеры прекрасну простоту
Смеся, ласки свои превращала в
Золота желту драгоценность, и
Вожделением сияла твоя вечность
И смехом облистым сверкала радость
И вся она – что камня мудрости
Сладость - и то ж в науку я почёл
И прозрел я колб и тиглей всех тщету
И только об одном я зарился: стать, как
Она прекрасным, плодовитым
радостным
Науке всей
В тщету.
И ей.
И в эту
И в ту
Себе в
Ниту.









Изцикла «Рукописи»

Лермонтову. Парус. Грину

О,боги! Чтож, предаться мне
Гробовой этой вышней тишине.
Единству голубизны с лазурью
И созерцанью паруса белизны,
Не разъяренного стихией?
И край до края, землю перейдя
Не обнаружил страсти для себя
Теперь и море мне бликует как
Миротворенного счастья струи?
Луч золотой мне обещает. До-
Вольства тихие склады, но только
Буря обещает мне неизбранные
Труды. И страсти, смертию вспо-
Енны. И я, стократ не усмиренный,
В них обретаю царственный покой.
Который от себя вам обещаю



























Антоний и Клеопатра

То власть.. И происхождение её — клинок
Вонзенный в бранну плоть недруга, Его
Окольчуженная душа — вселяется в империе
Твое. Как темна страшна смертна кровь власти.
Не дело женщины — власти жнивье и не
Сторазны эти перстни, кольца. Броне все-
Сильной полководца. Но вот вопрос — а
Для чего? Вернуться к истомам кулонов
И серег ветреных стозвонов — призванье
Воина. И цель его. И цель борения всего.
И истина проста — презрев столетье торжество,
Оставив в живе тысячи жизней. Вонзи себе
В сердце меч. А ты — вкуси змеи полночной
Тризны, коль так тебе союзна смерть, что тайной
Власти вечно есть.



























Август. Дождь.

И непогоды несвода
И неводы столета. И облак всходы
И капли петлистый упад. И сито
Солнечных нестрад. Недревно всё,
Как лета своды, сходящиеся вкруг
Дождей. Смеющиеся в синь ветвей
Играющие вызвенью всходы
Торжественных подоблак невода,
Сбирающих, не просинью всегда
Отточны небосвода воды, невода
Таящихся капель и мокреть утренних
Яблонь и георинов своды. И в конце
Смурных передряг. Всегда стоит стеной
Овраг. В который всё уйдет. И глины
Пластистый завод.На множество Адамов
В недород. Мне напоминанием уходным
Сечет, что глин свершивных сходы
Прольются и на мою стезю. Но я,
Предгрешный, намолю августвоские
Грозы. И чисты ливни, синий свод
 Мой танец среди капелей и струй
Возвысит августейши Всходы.
И пробуждения чьего-то
Несвоевременные
Небосводы
























 

Рифма кисти

Наряжен елкою рождественской закат
И автомобили лаково скорей спешат
Занять своё теплёнько место в мире
И населяющий их народ, считает, что
Живет,когда изысканно кушает и пьёт
В ухоженном изящном ресторане и
Чаевые подает, не меря, просто от щедрот
И скрывается в духОв дев младых дурмане
И, с созерцанием, этот народ, внимает
Сторбный хоровод властителей в тумане
И жалок, нищ поэт идет, одет в джинсу,
И не уход, но трепет не желудка, а нерва
Ищет в океане. Человечьих стОлетных
Забот. И в неизбежно наливающемся океане
Ночи. Что земных берет в кртуой, неземный
Оборот. Свидания с собой, а не с деньгами
И света не хватает в мастерской. И кисти
Пересохли без олифы. И дневные сияния
Блещущей толпой. Переполняют свЯщенные
Рифмы. И люд ночной – страшнее, дневной
Но рифмы красок не обороть. И он берет
Скровенное людское, что те старались
Скрыть в беспокое, что шика отломиться
Скродь. И быстрые мазки, карандашны рифмы
Рассказывают то, что скрыть должны, и блеск авто,
Меха, бокалов нимфы, пьяный гонор и извечный
Ужас тьмы.
И тишины.

















Днем и ночью

Превратен сонм твоих днЕвных снов
И лишь в затмение готов он воплотиться
И пир истрепанных ветрами дерев
И плавный лет спешащей наземь птицы
Они стремятся к темному, к земле, к её
Груди, истомлены волненья, что их
Солнечное прозядновенье иссякнет.
Истина во тьме. В ней прочность мира
И золотые, гранитные кумиры сильны
Лишь темностью в толще, а так – позла-
Щены столпы. И речи ваши все томны
Прообещаньем видимых щедрот. Не тот
Щедр,кто обещает царства полна света,
Но, чья наивная навета. Вам обещает
Сладкий сон. И сновидений немота
Стораз прочнее, чем куда лишь брошенная
Явь
И яви жеский небосклон, и дел привычных
Полный сонм — лишь выраженье сновиденья
И цели, ставленой въяви. Ты предпочти
Сна окрыленные виденья. Им нет сомненья.
Они пребудут с тобой и в вечности ночи.
Но впрочем, и в сторозье полдня.