колотьё

В подреберье сидит колотьё,
где-то слева - умаялся зА день,
жизнь такая, но любим её
злой любовью завистливых жадин.
Дай нам Бог дотянуть да седин,
и не спать, а кемарить в полглаза.
Что же колется, мой Господин,
кто над слабой душой изгалялся?
Кто пожадился? Праздный вопрос.
Всё нормально, живём - и спасибо.
Красота отцветающих роз
тоже нам предназначена, ибо
в этой роскоши знойного дня
посредине хмельного июля
есть и те, кто любили меня,
есть и те, кто меня обманули.
Но сегодня мне дороги все,
только я им, наверно, не дорог,
заскучавший по давней красе,
о которой не вспомнит историк.
Не событие, так, ерунда,
просто улица, где начинались
все дороги отсюда туда,
где прощается глупость и наглость
неуёмных ещё пацанов -
им нигде ничего не кололо.
А июль необычен и нов -
совершенная форма глагола -
всё прошло, ничего не вернёшь
ни спиртным, ни лекарством, ни словом.
Время кончилось, нет книгонош
вместе с всадником медноголовым -
старожилом одной из столиц,
вроде, северной - помню со школы.
Жизнь проходит, кончается блиц,
и острее под сердцем уколы.
Только вечером, тёмным, сырым,
у кровати, лекарства глотая,
пьём и курим, и благодарим,
что была эта жизнь золотая.
Эта юность и молодость, и
хоть какая-то всё-таки вера...
И отчаянно шепчем - прости,
в закоулках июльского сквера.