Глава 12. Разговор со следователем

     В шесть часов вечера молодых пилотов  собрали в отдельной комнате Волгоградской больницы, где их допрашивал старший следователь Следственного комитета Москвы, майор юстиции Рощин Вячеслав Андреевич. Командир экипажа был ещё в неважном состоянии, так что следствие ограничилось допросами второго пилота и бортинженера.
– Николай Дмитриевич, – начал следователь Рощин, – с какой целью вы и ваш экипаж пересекли государственную границу и приземлились в зоне вооружённого конфликта?
– С целью вывоза и спасения гражданского населения, – ответил Озерцов, – в частности граждан России.
– Только российских? - уточнил следователь СК.
– Да. Но, к сожалению, когда мы совершили посадку, сотрудник МЧС сообщил нам о том, что среди иностранцев есть и местные. В виду острой нехватки времени (по заданию нам отводилось два часа), экипажем было принято решение забрать всех.
– Решение принимал командир?
– Вместе. Но последнее слово всегда за командиром экипажа.
     Рощин записал показания пилота и продолжил:
– Хорошо, что вы здесь не отпираетесь. Теперь скажите мне: от кого непосредственно поступило задание на вылет в Речаевск?
– От МЧС, – ответил Николай.
– Конкретно назовите имена, фамилии, звания.
– Я не пойму, вы нас в чём-то подозреваете? Или ищете виноватого среди нас?
– Гражданин Озерцов, – резко оборвал его майор юстиции, – здесь вопросы задаю я. Вы нарушили, – тут он назвал статьи закона, – так что вам, и вашим коллегам грозит штраф и лишение свободы до пяти лет, за грубейшее нарушение правил безопасности полётов. Я повторяю; в ваших же интересах сотрудничать со следствием и чётко отвечать на поставленные вопросы.
     Николай молча посмотрел на сотрудника Следственного комитета.
– Мы спасли людей, вырвали их буквально с войны, а нас за это в тюрьму? Что-то я не понимаю…
– Спасли, но какой ценой? Насколько мне известно, ваш самолёт был задержан боевиками в аэропорту на сутки. Потом при взлёте вас обстреляли. И, в конце концов, вы, я подчёркиваю, вы – исполняющий обязанности командира воздушного судна, посадили неисправный самолёт на короткую полосу, едва не лишив жизни более сотни человек. Хотя вам говорили, что сажать такой самолёт на короткую полосу, нельзя, а вы всё равно это сделали. Вам этого недостаточно?
     В ответ Николай спокойно произнёс:
– Вы не поняли; я посадил самолёт в Волгограде на короткую полосу, потому что до аэропорта Саратова, с неисправным двигателем и рулём, он бы не дотянул. В противнов случае, мы бы развалились в воздухе. Неужели вам техники при осмотре повреждений этого не рассказали?
– Эксперты уже осмотрели самолёт и у них к вам очень много вопросов, – сказал майор юстиции и продолжил, – итак, вернёмся к нашему вопросу; кто дал вам задачу вылететь в аэропорт Речаевска?
– В таком случае я требую адвоката, – произнёс Николай, – и в дальнейшем, согласно статье 51-й статьи Конституции Российской Федерации, на ваши вопросы отвечать не буду, прошу зафиксировать это в протоколе. А также, если вы будете совершать противоправные действия в мой адрес, а именно: шантаж, угроза, физическое и моральное давление, то вы будете привлечены по статье, 302 Уголовного кодекса Российской Федерации, это тоже обязательно запишите. У меня всё.
     Сотрудник следственных органов сурово посмотрел на Николая и произнёс:
– Ну не хотите отвечать сейчас – применим санкции. А адвоката вы получите только с позволения следствия. Пока вы будете находиться под стражей в палате больнице; вы и ваш экипаж. Попытка покинуть помещение будет расценена как попытка к бегству. А там уже сто процентов статья и арест. Можете идти в палату.
     Николай посмотрел на следователя и произнёс:
– Господин майор юстиции, вам самому не противно? Вы же прекрасно понимаете несуразность всей этой ситуации? К чему все эти допросы, стража? Чего вы добиваетесь? Найти козла отпущения? Так вы не там ищете. Мы – простые пилоты. У нас задача – доставить пассажиров из точки «А» в точку «Б», а всё остальное к начальству.
     И уходя, добавил:
– Те люди, которых мы спасли ценой собственной жизни, сейчас радуются тому, что сбежали из того ужаса, который сейчас твориться у них на родине. А вы пытаетесь нас в чём-то обвинить.
     Рощин взглянул на молодого человека и сказал:
– Мне, как вы выразились Николай Дмитриевич, не противно заниматься своей работой, потому что я ответственно к ней подхожу, в отличие от некоторых. И я не ищу козла отпущения, а провожу следствие, с целью поиска и наказания виновных. И советую вам быть повежливее с органами правопорядка. Я нахожусь при исполнении, а статью за оскорбления служащих ещё никто не отменял.
– Что-то ещё хотите мне сказать? – произнёс Николай.
– Идите, – бросил следователь и Озерцов покинул душную комнату.
     Потом следователь допросил Фонвизина. Только тот сразу поставил вопрос ребром и потребовал адвоката. Потом расспросили бортпроводников Ивана и Германа, которые отделались парой синяков и ссадин. Последний подробно обо всём рассказал. Через неделю экипаж борта 557 выписали из больницы и отправили в Москву служебным рейсом. Сам борт остался в Волгограде до окончания экспертизы. Кроме того, Николай выполнил поручение Алексея. Пока была возможность, он лично приехал к его семье в Солнечногорск и передал его жене Светлане и дочери Полине конверт с письмом. Те были очень благодарны Озерцову, так как уже три месяца от их главы семейства не было никаких известий.
     А в понедельник, восьмого сентября, весь экипаж, (кроме Канторовича, он проходил курс реабилитации в профилактории) вызывали в кабинет руководства авиакомпании. Там сидели Олег Владимирович Пешков с супругой Ириной Сергеевной, а также следователь Рощин и его помощник капитан Ерохин Игорь Павлович. Пилотов позвали в отдельную комнату, дали листки с ручками и попросили подробно описать все события того рейса. Пока следователи занимались с директорами «РУСАВИА», Николай с Евгением старательно вспоминали события из своей головы. Когда они закончили, Рощин с помощником внимательно изучили показания пилотов и попросили их подождать за дверью.
– Бред какой-то, – недовольным голосом произнёс бортинженер, – вот так всегда: рискуешь жизнью, пытаешься кому-то помочь, а тебя ещё и по шапке за это бьют.
– Последнее время, – сказал второй пилот, – ничего удивительного. Главное чтобы Бог дал им понимание, что всё это абсурд – судить людей за спасение других.
– Да будет так. Иначе, если нас посадят, моя жена этого не переживёт. Она от рейса еле отошла, чуть не родила прежде времени, а тут ещё и это.
– Только можно сказать, спаслись из огня и взрыва, а тут такое…
     В этот момент открылась дверь, и оттуда вышел Рощин. Сев напротив, он молча раскрыл папку с надписью «Дело N...» и, достав два листка бумаги с показаниями пилотов, осмотрел их и произнёс:
 – Ну что же, граждане пилоты, я просмотрел ваши показания и вот что хочу вам сказать...
    Сделав паузу, он продолжил:
 – Буду с вами откровенен – если то, что вы написали, правда, то как минимум вам светит штраф и полное отстранение от работы в гражданской авиации. То есть, вас даже за штурвал "кукурузника" не пустят. А как максимум; всё вышеперечисленное и плюс срок до трёх лет лишения свободы.
– За что?! – не поняли пилоты.
– Как за что? Вы нарушили правила безопасности полётов и чуть не разбили самолёт авиакомпании, посадив его на неподходящую полосу.
    И тут Николай не выдержал и произнёс:
– Да что ж вы всё никак не успокоитесь с этой несчастной полосой, товарищ следователь? Ну разве было лучше, если бы мы развалились в воздухе, пытаясь долететь до Саратова?
     На это майор Рощин ответил: 
– Николай Дмитриевич, давайте сейчас не будем разводить полемику по поводу посадки. Тем более, что есть официальный документ комиссии по расследованию, в котором говориться, что у вас была возможность дотянуть на одном двигателе до саратовского аэропорта. Вы просто неправильно провели диагностику систем самолёта, — с этими словами следователь посмотрел на Евгения, — и приняли неверное решение, тем самым подвергнув людей опасности. Но речь сейчас не об этом...
     При этих словах молодые пилоты тяжело вздохнули, отпустив глаза вниз.
– Не нужно так вздыхать, – сказал следователь, – я лишь выполняю свою работу. Прежде всего, хочу сказать, что всё вышесказанное – правда и вам реально грозят сроки, ребята. А вы и так будете вынуждены начать жить сначала, что само по себе трудно, а с судимостью за спиной ещё труднее. Но я вижу, что вы ребята честные, принципиальные, и, кроме того, хорошие пилоты. Я изучил личное дело каждого и выяснил, что вы оказывается год, назад посадили самолёт на грунтовку почти без двигателей.
– И все остались живы, – устало произнёс Николай.
– Конечно, – согласился майор юстиции, – именно поэтому, мне нет, никакого интереса ломать вам жизнь, тем более что в авиации, такие как вы на вес золота. Поэтому я предлагаю вам такой вариант.
    С этими словами он достал чистые листы, протянул их пилотам и сказал:
– Сейчас вы перепишите заново свои показания, но с одним изменением...
    Николай с Евгением взяли листы в руки и прямо посмотрели на Рощина.
– Напишите о том, что именно руководство компании, в лице Пешкова О. В., самостоятельно распорядилось снять вас с планового рейса в Мурманск и против вашей воли отправило в зону вооружённого конфликта. После того, как вы взлетели, руководство авиакомпании приказало вам, несмотря на несогласие СБА, произвести посадку в Волгограде на короткую ВПП.
   При этих словах пилоты убрали листы и Озерцов спросил:
– Что значит "против воли"? Что значит "приказало"? Мы сами принимали решение с Пешковым и сотрудником из МЧС.
– Конечно, – добавил Фонвизин, – так что врать и писать ложь, мы не намерены.
– Парни, я ведь вам сказал, что будет, если вы будете включать свою детскую принципиальность – вас посадят. А если напишете, как я вам скажу – продолжите работать в сфере авиации. Возможно, вас даже повысят в должности и вы, Николай Дмитриевич, будете командиром самолёта. Так что берите ручку и напишите – вас заставили, но вы всех спасли.
    Николай с Евгением убрали ручки в нагрудный карман рубашки, и второй пилот сказал твердо:
– Я уже всё написал как оно было. Посему показаний своих менять, не намерен.
– И я тоже, – сказал бортинженер, – я описал всё как есть, и смысла что-то менять не вижу. Вас в кабине не было, как и членов комиссии, так что вопрос с двигателями ещё предстоит решить.
    Рощин гневно посмотрел на них и, почти выкрикнув, сказал:
– Ну что вы опять начали? Не намерен, не вижу смысла. Вам что свобода не дорога?
– Дорога, – ответил второй пилот.
– И в чём тогда дело?
– Мы с Евгением верующие люди и всегда говорим правду, даже в такой ситуации, – ответил Озерцов.
– А наговаривать на руководство и фальсифицировать данные – не в наших принципах, – сказал Фонвизин.
– Совести, – ехидно произнёс Рощин, – тогда подумайте хорошенько, прежде чем кидаться выражениями. Совесть у них проснулась... Где же была ваша совесть, когда вы подвергали людей опасности, а? Что, решили в паиньку поиграть?
– Да она и не засыпала собственно, – задумчиво произнёс Николай.
– В показаниях всё описано, читайте, – добавил Евгений.
– Ладно, всё, давайте вы перестанете пререкаться и запишите показания снова, как я вам сказал...
– Этого не будет, – повторил Николай.
– Подумайте хорошенько, Озерцов, – сказал майор СК, – у вас ведь семья, мама пожилая. А у вас, Фонвизин, жена вот-вот родит, между прочим.
– Я не пойму, вы нам угрожаете? – прямо спросил Николай.
– Я пытаюсь вам помочь, а вы себя топите, себя и своих близких. Подумайте хорошенько...
– Это как вы нам помогаете? Путём угроз и шантажа?
– Да почему сразу шантажа? Вы что, сериалов насмотрелись?
– Семьи наши оставьте в покое, пожалуйста, – строго сказал Евгений, – они не виноваты в том, что вы хотите лишить нас законной свободы.
– Ну, вы напишите нормальные показания и никто вас и вашу семью не тронет...
– Господин следователь, вы хотите, чтобы мы начали оговаривать себя? – спросил Николай, а затем добавил. – Я ничего переписывать не буду.
– И я тоже, – сказал Евгений, – поэтому перестаньте на нас давить, иначе мы сами заявим, куда следует.
    Рощин посмотрел на молодых людей с недоумением. В его практике такое было впервые, что подозреваемые,отказываются на кого-нибудь повесить вину, чтобы выгородить себя. Тогда он произнёс:
– Значит, вы отказываетесь?
– Да, – ответили пилоты.
– То есть вы готовы сесть в тюрьму ради каких-то своих принципов и совести?
– Что ж, если другого выхода нет, то наш выбор однозначен. Но против совести мы не пойдём в любом случае, – твёрдо произнёс Николай.
– Тем более мы её с детства воспитывали,  – сказал Евгений, – жили по ней, развивали веру в Бога и Его заповеди, одна из которых «не лги». И мы не хотим в один прекрасный день преступить её.
– Это может быть наша последняя встреча, – предупредил следователь, – потом будет суд.
– Мы всё сказали, – произнесли пилоты борта 557.
    Майор Рощин посмотрел на них, усмехнулся и произнёс:
– Ну, тогда у вас будут ещё большие неприятности. Вы сами лишаете себя работы, карьеры, свободы. И то, что вашим родным будет трудно, результат вашей так называемой совести. Интересно, что она вам скажет, когда ваши семьи останутся без кормильцев?
– Это вы незаконно лишаете нас свободы. Это вы хотите оставить наши семьи без кормильцев, – сказал Николай.
 – Я?! Это вы себе помочь не хотите! – произнёс недовольным голосом следователь, а затем сказал, – и раз вы так упрямы, хорошо, встретимся в суде.
     С этими словами он вышел из кабинета. Николай посмотрел на друга и произнёс:
– Вот и всё, сушите сухари, гражданин Фонвизин.
– Честно говоря, я уже жалею, что мы в этот рейс полетели, – с беспокойством произнёс Евгений.
– Думаю нам нужно сейчас обратиться к Богу. Я уверен, Он даст выход...
    Друзья вышли из кабинета, затем из здания и, сев в машину Николая, горячо помолились.

*   *   *   *   *