Зарекался...

Зарекался не раз я клятвенно –
не слагать в честь твою стихов.
Сколько б в снах не игрались в прятки, но,
узнавал – по «до» - «ре» духов,
по молчанию, всплескам голоса,
ты ж, совсем как Тогда, точь-в-точь, ,
в плен сдавалась, а в виде «бонуса»:
не сбегала подолгу прочь.

К чьим бы рифмам я не прижимался,
вдохновляя себя в чьём-то ложе,
нервно вздрогнув, сонет пробуждался
и касался тебя. А кого же?!

Низвергал твоих черт «божественность»,
атеизма черпнув с лихвой,
только, тщетно! ты мне мерещилась, –
воскресивши лик-образ свой, –
в каждой встречной ничейной женщине,
в блике всяком от солнц до лун,
в незашитой душевной трещине,
в стоне эха любовных струн.

Врал бессчётно себе подлейше!
Гладя те иль ни те колени,
понимал: это – Ты! не меньше,
жаль, не больше настенной тени.

Умудрилась, вина фантомная –
в память, словно за стол засесть.
«Сущность-лярва» ж твоя бездомная,
всё не может насытить месть.
Вот, подкравшись вновь к сердца клавишам,
хмуря профиль, смеясь анфас,
лейтмотивом-вещдоком давешним,
мне подбросишь себя на час,

чтоб опять рваной раной-строчкой
неуют мой согреть злорадно.
...Не спасусь я, ни рюмкой-точкой,
ни двухкомнатной «одиночкой»,
ни бредовой мольбой: «Не надо...»