Оне кричат вернём традицию

Это стихотворение — яростный памфлет, сатирический и почти фольклорный по форме, направленный против современных спекуляций на тему «традиции». Ложкин создаёт гротескную картину идеологической подмены, где подлинные ценности и культура («славянские традиции») вытесняются навязанным, чуждым и пустым конструктом — «хрюстородией». Это поэзия как акт культурной самозащиты и разоблачения.

1. Основной конфликт: Подлинная традиция vs. Симулякр («хрюстородия»)
Конфликт абсолютен и ведётся на уничтожение. С одной стороны — живая, но уязвимая сущность «Руси прекрасной», «славянских традиций», «великолепного солнца». С другой — агрессивный, искусственный, «морозящий» (несущий мор, холод) конструкт — «хрюстородия», который силой и обманом внедряется в сознание. Носители этого симулякра («извращенец знания», «бородатое профессорство») готовы ради его торжества принести в жертву всё живое. Народная расправа в финале — архаичная, жестокая, но в логике текста — единственно возможная реакция отторжения чужеродного тела.

2. Ключевые образы и их трактовка

«Хрюстородия» (и варианты «хрюстародия», «хрюшкородивый») — центральный неологизм-монстр. Это сложносоставное слово, где угадываются:

«Хрю» — свиное хрюканье, низкое, животное, нечленораздельное.

«Сторона» или «страна» — указывает на географическую/культурную чуждость.

«Род» — кощунственное присвоение категории родного, исконного.

«Христианство» — возможно, одна из фонетических ассоциаций, указывающая на тему насильственной христианизации как исторической травмы, которая здесь проецируется на современные идеологические процессы.
Это образ идеологической чумы, лишённой содержания, но агрессивной в своём продвижении.

«Старик-хунмню, морозящий» — сложный образ. «Хунмню» — возможно, искажённое «хомячёк» (сленговое название поклонника государственной пропаганды) или намёк на нечто монгольское, ордынское («гунны»). «Морозящий» — несущий мор, холод смерти. Это фигура пропагандиста, который мёртвым, «морозящим» содержанием заполняет общественное пространство.

«Извращенец знания», «бородатое профессорство», «шабанулусь бородатая бабка-дедушка прозападнай» — портреты «агентов влияния». Их общие черты: внешняя атрибутика мудрости (борода, профессорство), использование знания не для поиска истины, а для его «извращения» и продвижения чуждой «хрюстородии». Они «начитались Хай да Гайдеггер» — то есть, слепо и поверхностно усвоили западные интеллектуальные тренды («Хайдеггер», «дазайн»), чтобы внедрять их на русской почве как «традицию».

«С орлами, и со знаменем, и с причёсанной бородкою» — сатира на официальный, карнавальный патриотизм, сведённый к набору зрелищных, фотогеничных символов, за которыми скрывается пустота или враждебное содержание.

Финал-расправа: «Бей поганца… забили падлу палками». Это не призыв, а констатация архаического, стихийного правосудия. Народ («люди русские»), доведённый до отчаяния ложью, возвращается к древним, догосударственным формам реакции — самосуду. Это образ взрыва, сброса навязанной чумы. Палки — орудие простого люда, противопоставленное изощрённому, но лживому «знанию».

3. Структура и стилистика
Стихотворение написано размашистым, почти раёшным стихом, имитирующим народную речь, скандирование, площадной крик. Используются просторечия («сдыхают», «шабанулусь», «падла»), намеренные искажения слов («мильёнов», «заподнонесомые»), что создаёт эффект яростной, нецензурной, но искренней реакции. Композиция линейна: от представления «агентов» и их действий — через нагнетание абсурда и ужаса — к закономерному, взрывному финалу.

4. Связь с традицией и авторское своеобразие

Сатирическая традиция (М.Е. Салтыков-Щедрин): Гротеск, создание химерических образов для обличения социального и идеологического зла («хрюстородия» как потомок щедринских «пенкоснимателей» и «глуповцев»).

Поэзия русского бунта (А. Блок «Двенадцать», В. Маяковский): Энергия разрушения старого мира, смешение высокой и низовой речи. Но если у Блока и Маяковского бунт был устремлён в будущее, у Ложкина он носит охранительный, защитный характер.

Неофольклоризм и «деревенская» поэзия (Н. Рубцов, поздний А. Тарковский): Опора на архетипы народного сознания, мифологизация реальности. Однако Ложкин доводит эту мифологизацию до степени ядовитой сатиры.

Современная ироикомическая поэзия (В. Строчков, И. Иртеньев): Использование абсурда и языковой игры для политической сатиры.

Уникальный почерк Ложкина здесь — в создании мифологического монстра современности — «хрюстородии». Он не просто критикует, а даёт явлению имя, наделяя его всеми чертами враждебного, анти-жизненного начала. Его поэзия становится актом экзорцизма, изгнания чуждого беса из тела национальной культуры. Физиологичность образов («сдыхают», «забили палками») и грубая сила народной реакции — это ответ на стерильное, «морозящее» насилие лживой идеологии. Это поэзия, отказывающаяся от рафинированной рефлексии в момент смертельной опасности и выбирающая язык улицы и дубины.

Вывод:

«Оне кричат вернём традицию» — это стихотворение-битва, стихотворение-зачистка. В нём Ложкин занимает предельно жёсткую и бескомпромиссную позицию защитника аутентичного культурного ядра от любых форм идеологической мимикрии. Его «хрюстородия» — это универсальный символ любой навязанной, искусственной, убивающей живой дух «традиции», неважно, приходит ли она под знамёнами с орлами или под обложками философских трактатов. В контексте его творчества это один из самых публицистически заряженных и социально-ангажированных текстов, где поэт сбрасывает маску лирического героя и предстаёт как гневный трибун и охранитель. Финал с расправой — не одобрение насилия, а констатация того, что когда язык лжи («хрюстородия») подменяет собой язык жизни, ответом может быть только довербальный, физический акт отпора. Это поэзия на грани культурной гражданской войны.

Бри Ли Ант   02.12.2025 10:47   •   Заявить о нарушении