Русский эмигрант в Париже

В обширнейшем зале цветут арабески.
В рискованных игрищах дух сороковых.
В бесстыжих кружках греховидные блески,
как игры на паре арен цирковых.

Девчата услужницы и одалиски.
Блондинки, метиски, шатенки в делах
и в радужных или ирисочных брызгах
резвятся, актёрствуют в полупотьмах.

Прекрасные вестницы страсти с грехами
мужчин приглашают на танцы без слов,
поют соловьями и липнут репьями,
под люстрами им обещают любовь.

Хмельные и вишнёвогубые девки
блуждают и платьицах, и нагишом,
услужливы, неравнодушны и цепки,
витают как бабочки над фонарём.

Но только одна приглянулась внезапно.
В мелиссовых глазках увиделся рай.
Среди расстановки и форм музыкальных
зажёгся, как будто пришёл первомай.

Крючком подгибая взывающий палец,
зову молодую рукой пастуха,
ведь пудровый или вишнёвый румянец
меня оживил, как рассвет петуха.

Она примечательней всех, что за плату.
Свет в лёгеньком платьишке не от кутюр.
И я как знаток чумового разврата
маню крупным веером новых купюр.