шёлковый путь матрёшки

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Душа в загуле. Да вся узлами.
Да вы ж задули святое пламя!

Какая темень…

Тут где-то вроде душа гуляет
да кровью бродит, — умом петляет.

Чего-то душно. Чего-то тошно.
Чего-то скушно. И всем тревожно.

Оно тревожно и страшно, братцы!
Да невозможно приподыматься…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Александр Башлачёв "Ванюша")



Просили де́таньки склада́ть им сказочку,
разбавив тяжкий быт нюансом красочным.
Затейку просто мне поверить сим строфа́м,
щас — нацеплю пенсне́ да сфилигра́ню вам…
Эх, "раззуди́сь плечо", да распахнись душа!
Да повествуй общо́ на чьих содержишься.

Про тот матрёшкин ряд да расписной наряд,
про тайность вечную — да боль сердечную...
Идёт красо́й из-по́д — роскошной барыней!
Вослед честно́й народ, суть — пролетарий он,
на нём всё держится, — за что бывает лют,
весьма рассержен он на курс чужих валют.

За ней подруженька — шальная де́вонька,
хмельную песнь орёт зело́ разгневанно, —
а как не гневаться, когда улов — не язь?
Бросались неводом — тащили ил да грязь!
Вершилась ловля их халтурно — а́бы как
в делёжках разлихих. А ныне дуй в кулак!

Вдогонку той бредёт  бабца́ безглазая, —
в глазницах сплошь ея́  пыльца алмазная,
да блеск брильянтовый, да нефтяной поток, —
гуляй, расхваливай, чтоб ревновал Восток!
Эй да́ бурлит "река", деньжонки капают, —
хватай, греби рука — пока́мест сцапают!..

А фро́йляйн тре́тяя — уж та стервозная!
Чека́нит хлёстко шаг под вскрики-лозунги,
не знай, как сладить с ней, — поди-ка, урезонь!
Лишь зазвучит сильней церковный перезвон.
Заслышав не впервой то ль ругань, то ли плач —
оксти́сь! И фре́ такой — да бремя сверхзадач?!

Сказать про пятую??  Ох... ли́хо-ли́шенько!
Скажу совсем чуть-чуть — чаво́ не вышло бы...
У той особый сан... слегка свихну́тый вбок,
уткнулась та в экран, — тупа́, как фре́кен Бок,
несёт белиберду, больна́ бессонницей...
От первой в сем ряду́, как вор, хоро́нится.

Пропела басню вам, — в ней шиш весёлого,
матрёшки с давних пор полны́ фарсёрами...
Так почечу́й не в том! А в том, что лы́бится!
Хоть обвались ничком, — как мост Египетский.
До интеграций ль нам? — тут всё решит Китай,
его "пинь-и́нь" хвала! А крохам — бай...бай-бай.





*(1) "раззуди́сь плечо" — отсылочка к стихотворению Алексея Кольцова 1836 года «Косарь» — руки раззуделись: так работы и ищут.
*(2) язь — пресноводная рыба из семейства карповых 
*(3) фро́йляйн (нем. Fróulein) — форма вежливого упоминания — барышня в Германии; незамужняя работающая девушка с низкой заработной платой
*(4) оксти́сь (устар., разг.) — осени́ себя крестным знамением; перекрестись
*(5) ли́хо-ли́шенько (от др.-слав. – зло, беда) — горе-горюшко; злосчастье
*(6) фре́кен Бок (швед. Fróken Hildur Bock – фрекен Хильдур Бок) — второстепенный персонаж трилогии о Малыше и Карлсоне шведской писательницы Астрид Линдгрен; домоправительница, — невзлюбивший фрекен Бок Малыш сразу же прозвал её "домомучительницей".
*(7) мост Египетский — металлический дорожный мост в Санкт-Петербурге, обрушившийся в 1905 году, когда по нему проходил эскадрон гвардейской кавалерии. Причины катастрофы были настолько загадочными, что порождали десятки версий – от рациональных до совсем невероятных и мистических.
*(8) пинь-инь — чудо, диво по-китайски

Post scriptum:
Александр Башлачёв "Лихо"

Если б не терпели — по сей день бы пели!
А сидели тихо — разбудили ли́хо!
Вьюга продувает белые палаты, –
головой кивает х** из-под заплаты!
Клевер да берёзы — полевое племя.
Север да морозы — золотое стремя.
Серебро и слёзы в азиатской вазе, –
юро́дивые-князи всепогодной грязи.

Босиком гуляли по алмазной жиле, –
многих постреляли. Прочих — сторожили.
Траурные ленты. Бархатные шторы.
Брань, аплодисменты да ста́линные шпоры.
Корчились от боли без огня и хлеба, –
вытоптали поле, засевая небо!
Хоровод приказов. Петли на осинах.
А поверх алмазов — зыбкая трясина.

Позабыв откуда, скачем — кто куда́.
Ставили на ЧУДО — выпала беда!
По оврагу рыщет бедова́я шайка —
батька-топорище да мать моя — нагайка.
Ставили артелью — замело метелью!
Водки на неделю — да на го́д похмелья.
Штопали на теле, к рёбрам пришивали, –
ровно год потели, ровно час жевали.
Пососали лапу — поскрипим лаптями.
К светy — по этапy. К счастью — под плетями.

Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны!
Кто услышит стоны краденой иконы?!
Вдоль стены бетонной — ветерки степные.
Мы тоске зелёной — племяши родные.
Нищие гурманы, лживые сироты
да горе-атаманы из сопливой роты.
Мертвякам припарки — как живым медали.
Только и подарков — то, что не отня́ли.
Нашим или вашим — липкие стаканы, –
вслед крестами машут сонные курганы.



         Александр Башлачёв — советский Поэт, бард, художник и журналист, прославился как один из наиболее известных представителей советского андеграунда. Погиб в возрасте неполных 28-ми лет, — февральским утром 1988 года "вышел" из окна кухни съёмной квартиры в Ленинграде. По словам его фактической жены Анастасии, принявшей впоследствии монашеский постриг, Александр Башлачёв, невзирая на свою общительность и множество связей в творческой среде, был очень одинок, так как его духовное видение было особенным, а взаимопонимание с людьми было возможно лишь до некоего барьера, который был непреодолим из-за его способности переживать то, чего не осознавали другие. Когда я читаю стихи Поэта, у меня мистический холодок сквозит по спине, — получается, либо он понимал и предвидел то, что произойдёт с нами спустя три десятка лет, либо мы застряли в трясине прошлого и совершенно бессильны выбраться из неё.