Старая, старая сказка

Давно, давно, когда я был мальчишкой, я часто приходил в гости к бабушке, Александре Васильевне, матери отца. Она жила в коммунальной квартире, в угловой комнатке большого серого дома, что на улице Кропоткина, теперь эту улицу зовут Пречистенкой. Александра Васильевна, маленькая сгорбленная старушка, была похожа на добрую фею.
Вещи, которые окружали бабушку, создавали незнакомую и немного таинственную атмосферу. Уют и тишина царили в этом доме, отгороженным, словно волшебной завесой, от внешнего мира. Так мне казалось!
Старинная мебель, превосходно сохранившаяся, только довершала это впечатление. Особенно мне нравилась лампа с зеленым стеклянным абажуром, висевшая над круглым столом, стоявшим посреди комнаты. На массивном комоде находились принадлежности для  письма: медная подставка с изящными ножками с перегородками в виде волн, между которыми размещались письма и бумаги, с плавающим по волнам негритёнком. Рядом стояла массивная пепельница с фигурой думного дьяка, погруженного в свитки бумаг.
В комоде хранилась бабушкина ночная одежда и постельные принадлежности. В верхнем ящике она держала столовые приборы, вилки, ложки и старинные фамильные украшения.
В углу стояло высокое венецианское зеркало, на его столике лежали парфюмерные принадлежности бабушки в причудливых фарфоровых коробочках. Словно приготовившись к танцу, замерли белоснежные фигурки  балерин.
Этажерки на изогнутых ножках, забитые всякими, как мне казалось, ненужными вещами, украшали уголки комнаты. Старая зеленая лампа над столом могла устанавливать светильник на различной высоте. Когда бабушка занималась шитьем, лампа с легким скрипом, словно нехотя, опускалась на нужную высоту.
Раньше здесь собиралась большая семья, За разговорами и веселыми выдумками быстро проходило время. Но дети выросли, обзавелись своими семьями, заботами, и комната опустела. Только бабушка, как хранитель старинных привычек и обычаев, суетливо сновала по комнате, наводя в ней порядок.
По вечерам она зажигала лампу под зеленым абажуром, уютно усаживалась в кресло с раскрытой газетой и тихонько дремала.
Мне всегда было интересно, а что же происходит в комнате поздним вечером, когда бабушка  засыпает. Начитавшись приключенческих романов, я с волнением ожидал какого-то чудесного превращения.
Однажды вечером, когда гости разошлись, я спрятался за портьеру, прикрывавшую входную дверь. По обыкновению, бабушка взяла газету и села в любимое кресло. Прочитав новости, она достала из комода ночную сорочку и легла в кровать, притушив свет.
Я присел за портьерой, не смея пошевелить рукой, ноги затекли, хотелось немного размяться, но страх быть обнаруженным, пересилил эти желания.
Наступила полночь, прогремел на улице последний трамвай, бабушка заснула, уронив на пол, забытые на носу очки. Я потихоньку высунул голову из-за портьеры и вдруг услышал  приглушенный скрип, как будто приоткрыли запертую ранее дверь.
Вся комната озарилась зеленоватым светом вспыхнувшей лампы. Полилась негромкая чарующая музыка.
Думный дьяк оторвал взгляд от свитков и оглядел комнату, словно проверяя, все ли на месте, и кивнул головой. И тогда, словно по чьему-то велению, негритенок спрыгнул с пюпитра, сделал несколько па, словно готовясь, пустится в пляс, и вежливо поклонился балеринам.
Балерины склонили слегка головы, отвечая на поклон негритенка. Все было готово к балу, ждали только сигнала дьяка.
И тут я случайно, стараясь поближе рассмотреть начало спектакля, слегка приоткрыл портьеру. Шорох портьеры в тишине комнаты прозвучал словно удар гонга. Фигурки замерли на полушаге, спектакль, казалось, был испорчен.
Я осторожно вышел на середину комнаты и низко поклонился всем, объяснив свое неожиданное появление, большим желанием познакомится.
Дьяк приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на меня. «Не удивляйся,- промолвил он, – мы жители этой комнаты являемся не всем. Тебе повезло, мы знаем тебя давно и любим очень твою бабушку. Только ты должен пообещать, что никому и никогда не откроешь нашу тайну, иначе волшебная сила зеленой лампы исчезнет, и мы останемся навсегда лишь украшением этой комнаты». Я поклялся, что никому не расскажу об увиденном мною.
Дьяк поднял густые брови, лампа погасла, снова зажглась, и я почувствовал, как будто весь съежился, одежда оказалась на полу, а сам я был закрыт большим покрывалом. Внезапно оно спало, на мне был изумрудный камзол под цвет лампы, короткие штанишки с гольфами и башмаки с золочеными пряжками. И что самое удивительное, ростом я стал не больше бабушкиных фигурок.
Прозвучал аккорд прерванной было мелодии, негритенок взял меня за руку и подвел к балеринам. Танцевать я совсем не умел, но тут произошла со мною разительная перемена: взявшись с негритенком за руки, мы принялись отплясывать такой зажигательный танец, что даже у видавшего виды дьяка брови от удивления поползли вверх. Балерины крутили сумасшедшие фуэте, и всем было ужасно весело.
Так продолжалось всю ночь, и лишь при первом отблеске утренней зари, музыка смолкла, фигурки заняли свои места, и бал закончился! Один только я, в полной растерянности, стоял посреди комнаты в своем смешном одеянии.

«Сашек, вставай, как это тебя угораздило так крепко заснуть за портьерой, да проснись же ты, соня», – раздался чей-то голос. Я с трудом раскрыл глаза, передо мной стояла бабушка и ласково улыбалась.
Так это был сон – подумал я, – а как же смешные человечки?
С тех пор прошло много времени, я сам стал дедушкой, у нас подрастает замечательный внук, а на комоде лежит старая пепельница с думным дьяком, которой уже никто не пользуется, да в красивой коробочке крепким сном спит негритенок. Может и моему внуку посчастливится побывать на балу? Кто знает?