О романе Нежная королева В. Н. Попова ч. 1

  Продолжаю знакомить с творчеством Владимира Николаевича Попова. Ранее мной здесь, на Стихире, в журнале "Двина" были опубликованы статьи о его поэзии, романе "Озеро", почти целиком выставлена для прочтения "Пчёлочка златая", насквозь пронизанная встречей с нашим Севером. Настал черёд романа "Нежная Королева", прочитанного мной раз десять... Статью о нём даю в двух частях, чтобы было легче читать.

  Роман «Нежная королева» соткан из череды поэтических этюдов. Они представлены, по сути, стихотворениями в прозе и верлибрами. В этом смысле роман Владимира Попова «Нежная королева» – роман поэтический. Его течение чаще выражено глубоким чувством, нежели сюжетной основой. Хотя и сюжет в целом очевиден. Но – начни его пересказывать и споткнёшься о грубость собственного переложения. Поэтическая сила его так велика, что его можно любить, только перечитывая, как, например, «Антоновские яблоки» Ивана Бунина.
  Поэтические новеллы романа читаются, как летние облака. Можно неспешно следить их глазами, любоваться, возвращаться к ним. И всё время находить их новыми. А они остаются высокими, притягательными, в чём-то неуловимыми, как выдающиеся стихотворения…
  «Нежная королева» выстроена из трёх частей, вторая из которых вся «песнь песней» из верлибров. Две другие, прозаические, включают, в себе три отступления (они так и названы: «первое отступление», «второе...»…). Роман читается спокойно в течение часа – так он невелик по объёму. Но в том-то и тайна, что всякий, прочитавший его раз (как и любые другие вещи писателя), уже не сможет отказать себе в удовольствии перечитать его много-много раз. Это ещё раз доказывает его внутреннее поэтическое устройство: так тянет именно к выдающимся поэтическим сборникам, как, скажем, к книжке японских поэтов…
  Парящие облака новелл разнохарактерны и отличаются по своему настроению: пасмурны и дождливы, светоносны и восторженны, печальны и щемящи, причудливы и фантасмагоричны, ясны и таинственны, кратки, как молния и продолжительны, как ливень.
  Вот надо мною июньские закатные облака. Очаровательные белые разрывы с розоватой подсветкой. Каждое плывёт обособленно. А ближе к горизонту они теснятся уже в неразличимой весёлой тесноте, нежно касаясь друг друга, сливаясь в одно закатное торжество доброго и уютного вечера. Так и с новеллами «Нежной королевы». Не сразу видишь поэтическое волокно, перебегающее от одного облака к другому или вольно откликающееся ассоциациями в текстуре романа. И только со временем открываешь их неочевидное единство. И глубина поэтического шедевра Владимира Николаевича Попова растёт и ширится для тебя.
  В главке «Трофейное кино» наш герой вбирает себя невиданную красоту людей, быта, отношений… Он смотрит фильм «Мой маленький друг» с Марианной Шёнаур в главной роли.

  «Я посмотрел это фильм и вернулся в своё бедное Томилино с голодными собаками и голодными детьми. Со стариками-евреями с печальными глазами. С озлобленной слюнявой уличной шпаной.
  Я понял, как это было жестоко – показывать этот фильм.
  Возле дома я лёг на траву лицом и заплакал.
  О чём я плакал. Я сам не знаю: вероятно, оттого, что понимал, что никогда ТАКОГО со мной не случится».
  Ну как тут не явиться на свет Нежной Королеве!

Взяла вазу…
Каждый предмет
В её руках
Приобретает
Первозданную красоту.

  «Каждое её движение было неторопливым, мягким и завершённым…
  Вот она подносит чашку к губам и вдруг поворачивает голову и смотрит на меня испытующе.
  Чуть-чуть улыбается.
  Белая чашка прикасается к прекрасным губам.
  Я отвернулся, чтобы не заплакать от чувства нежности, переполнявшего меня…».
 
  И странное, на первый взгляд, вступление «Дача с фонтаном», и второе отступление с рассказом отца Нежной Королевы «Страшная личность» так оказываются необходимы для сравнения дореволюционного Томилино и послевоенного. «Страшная личность» завершается сном-бурлеском городового Сизова. Нам весело от него необыкновенно, хочется лететь вослед барышне:

  «И так они громко кричат и высоко подпрыгивают, что одна хрупкая барышня – подруга телеграфиста Бумашкина – чуть не улетела в небеса, если бы актёр Ланский, переодетый в китайца, не поймал её за ногу.
  И опять все закричали «Ура!».
  Только какой-то пузатый немец закричал «Виват!» и начал размахивать белым флагом.
  И крики восторга, и топот белой лошади были так сильны, что стали слышны во всех концах Томилино: от деревни Хлыстово до деревни Кирилловки; от речки Пехорки до Панковского переезда.
  А дальше это приветствие летело через поля и луга и, потревожив слегка колокол Жилинской церкви, немного стало затихать на берегах Москвы-реки, где старые, словно замшелые, рыбаки, недовольные шумом, яростно плевали на червяков, насаживая их на крючки».

  Это столкновение прошлого и настоящего, невыносимо грустное, мы наблюдали и в романе писателя «Озеро». И вот в сегодняшний день к героям приезжает «худой высокий старик с прямой спиной и узкой профессорской бородкой» и сеет печальное:
«Томилино, – воспоминание о молодости… Как всё изменилось: кругом нищета и разруха, разбитые стёкла и поломанные заборы. Какие-то странные люди с настороженными глазами. Много пьяных на площади, перед магазином: хрип, свист, мат…».
  И тебя невольно толкает перечитать снова воспоминания Дона Аминадо во «Вступлении» и вздохнуть…

   «В Томилине, под Москвой, на даче Осипа Андреевича Правдина, тишь да гладь, да божья благодать.
  В аллеях гравий, камешек к камешку, от гвоздик и левкоев, от штамбовых роз чудесный, одуряющий запах.
  Клумбы, грядки, боскеты, площадка для тенниса, в саду скамейки под высокими соснами, на террасе, на круглом столе, на белоснежной скатерти, чего только не наставлено! Сайки, булки, бублички с маком, пончики, цельное молоко в глиняных кувшинах, сметана, сливки, варенье разное, а посредине блеском сверкающий медный самовар с камфоркой фабрики братьев Баташёвых в Туле.
  И всё это – и сосны, и розы, и сад, и самовар, и майоликовый фонтан с золотыми рыбками, – всё залито высоким, утренним, июльским солнцем, пронизано голубизной, тишиной, блаженством, светом…».

  И – тут же ночь, и страшный поезд, несущий в вагонах солдат, стонущих криком «Урра! Урра! Урра», умирать на Первую мировую…
  В свете всего такого женщина-облако, красивая, таинственная, как героиня Бунина в рассказе «Чистый понедельник», умная, является четырнадцатилетнему герою. И он сразу называет её «Нежная Королева».
  Отношения Королевы, её дочери Герды и… Кая освящаются тихими беседами, чтением, открытиями, луной и звёздами… Да и всё, что за кадром, всё, что обрамляет их встречу, любовь и разлуку, под звёздами Телешова и Бунина, Ходасевича и Басё, Дон Аминадо и Чехова…
  Томилино, 1951 год, с мая по сентябрь…

   «Вечерами мы любим сидеть в беседке и слушать шорохи сада.
   На круглом столике стоит керосиновый фонарь: он освещает наши лица тёплым светом.
  Королева открывает тоненькую книжку с желтоватыми страницами.
  – В детстве я по ней учила японский язык – по слогам хокку. Всё очень просто: первая строчка в пять слогов, вторая в семь, третья в пять слогов.

Ха си ва та ру
Хи то ни сид зу ма ру
Ка ва дзу ка на

  – Ой, там даже рифма есть! – встрепенулась Герда.
  Королева улыбнулась:
  – Это случайно…
  Можно перевести на русский так: «Кто-то переходит мост… Лягушка перестала квакать… Вот и всё! Но какая открывается картина: среди полей вьётся речка… через речку перекинут мост… Спокойно, уединённо… тихо… слышен лишь голос лягушки, квакающей в речке. Приближается человек… шум его шагов нарушает тишину… лягушка встревоживается и умолкает…» /Отсветы, тени… Голос. Взгляд…/
Королева сейчас невыразимо прекрасна!
  Мы бросаемся на неё с Гердой с обеих сторон и начинаем целовать её лицо, волосы, руки…
  Она отбивается от нас, как от пчёл.
  Ласково:
  – С вами нельзя говорить серьёзно…»