Я не Иван. Дети. продолжение 6

Время бежало незаметно. Ребята свыклись с мыслью о походе и старались каждую свободную минуту посвятить искусству владения клинком. Порой под вечер до того уставали, что просто падали на свои спальные места. И тут же засыпали, словно проваливались в глубокий гипноз. Сон проходил по принципу – глаза закрыл и тут же открыл. Тот факт, что проспал несколько часов, даже не ощущался. Как ни странно, девчата адаптировались лучше и быстрее. Никола – почувствовал вкус и теперь уже мог принимать участие в тренировках наравне со всеми...
Стоя на корме, ребята восторженно смотрели на природу вокруг. Захватывающее зрелище!
— Знаете, никогда не думал, что такая красота вообще возможна!
— Согласен. Всегда думал – пейзажи скучны, и в них нет ничего интересного. А тут?!
— Вот уж воистину приходят слова Пушкина на ум: «... Там на неведомых дорожках...» Вот так и поверишь и в леших, русалок, водяных...
— Да и прочую нечисть.
— Ну а как насчет бабы – яги?
— Вот уж точно перебор...
Подошла Божена:
— Как раз и нет.
— Здесь всему готов поверить.
— Собственно, лучше окунись в нашу культуру и отбрось глубину веков, сквозь которые прошло столько трансформаций, что минус поменялся на плюс и наоборот!
— И что же здесь поменялось? Наша баба ёжка существует, и она хорошая?
— Именно так! Да и не баба она – богиня! Причем вечно юная. Когда — то, а если учитывать где мы сейчас – может и теперь, наши предки называли Бабу—ягу Бабой Йогой или Йогиней—Матушкой. Она была вечно прекрасная, любящая, добросердечная богиня—покровительница детей сирот и детей вообще. Она странствовала по Мидгард—Земле то на огненной Небесной колеснице (вайтмана), то верхом на коне по всем землям, на которых жили Роды Великой Расы и потомки Рода Небесного, собирая беспризорных детей—сирот по градам и весям. В каждой Славяно—арийской веси, даже в каждом многолюдном граде или поселении, богиню—покровительницу узнавали по излучающей доброте, нежности, кротости, любви и нарядным сапожкам, украшенным золотыми узорами, и показывали ей, где живут дети—сироты. Простые люди называли богиню по—разному, но обязательно с нежностью, кто Бабушкой Йогой Златой ногой, а кто и совсем попросту – Йогиней—Матушкой. Детей—сирот Йогиня доставляла в свой предгорный скит, который находился в самой чаще леса, у подножья Ирийских гор (Алтай). Всё это она делала для того, чтобы спасти от неминуемой гибели детей, оставшихся без попечения родителей, этих последних представителей из древнейших Славянских и Арийских Родов. В предгорном скиту, где Йогиня—Матушка проводила детей—сирот через огненный обряд посвящения древним вышним богам, имелось капище рода, высеченное внутри горы. Рядом с горным капищем рода, в скале, имелось специальное углубление, которое жрецы рода называли Пещь Ра. Из него выдвигался каменный помост, разделённый выступом на два равных углубления, называемый лопата. В одно углубление, которое было ближе к Пещи Ра, Йогиня—Матушка укладывала спящих детей—сирот в белых одеждах. Во второе углубление накладывала сухой хворост, после чего лопата задвигалась обратно в Пещь Ра, и Йогиня поджигала хворост. Для всех присутствующих на Огненном Обряде это означало, что дети—сироты были посвящены древним вышним богам, и в мирской жизни родов их никто больше не увидит. Чужестранцы, которые иногда присутствовали на Огненных Обрядах, очень красочно рассказывали в своих краях, что своими глазами наблюдали, как маленьких детей принесли в жертву древним богам, бросив их живыми в огненную печь, и сотворила это Баба Йога. Им было неведомо, что, когда задвигался помост—лопата в Пещь Ра, специальный механизм опускал каменную плиту на выступ лопаты, и отделял углубление с детьми от огня. Когда загорался огонь в Пещи Ра, жрецы переносили детей—сирот из углубления на лопате в помещения капища рода. Впоследствии из детей—сирот воспитывали жрецов и жриц, а когда они становились взрослыми, юноши и девушки создавали семьи и продолжали свой род. Но ничего из этого приезжие не знали и продолжали распространять сказки о том, что дикие жрецы Славянских и Арийских народов, а в особенности кровожадная Баба Йога, детей—сирот приносят в жертву своим богам.
Божена подумала и добавила:
— Раньше, когда мне все это рассказывали, я больше верила в другую историю. О том, что Баба яга это просто местная знахарка, лекарь, которая своеобразно лечила. А суеверный страх обывателей таким образом трактовал ее действия.
— Сажать младенцев в печь? Как же это можно истолковать «не так»?
— Да просто. Раньше, засмеялась и развела руками, — думаю сейчас. Не в том суть. Короче, недоношенных младенцев клали в печь на золу для согревания (своеобразный инкубатор во времена, где нет медицины и электричества...) И ведь выхаживали!
Ольга присвистнула:
— Однако!
— Тем не менее – до сих пор не понимала, как это возможно. Однако это факт! Как и то, что простывших маленьких детей заворачивали в тесто и.... отправляли все в туже печь! Там они прогревались и, как ни странно – вылечивались.
— И делала это все бабка в избушке на куриных ногах. Так?
— По—моему мы здесь достаточно насмотрелись, чтобы понять – не все так как «художники с писателями малюют». На самом деле – полно местностей с болотами, где стоят дома на «сваях» т.е. на деревянных столбах. Отсюда рождается теория насчет курьих ножек. На самом деле они не куриные, а курье, то есть "обкуренные ножки", а точнее обработанные дымом. Это известный способ обработки дерева дымом, чтобы выгнать влагу и дерево не гнило. Особенно такой метод часто использовали в болотистой местности. А столбики часто делали из необработанных пней. Поэтому они были похожи не только по форме на курьи ножки, но и назывались так же... Ну а с течением времени все плюсы перешли в минусы благодаря тем, кто видел, да не знает сути. Оставались зарисовки и личные «ужасные картины» тех, кто волей случая мог видеть подобные церемонии и списывать это на наше «варварство». Соответственно, приехав к себе на родину – начинали рассказывать различные леденящие душу страшилки, прибавляя при этом —
— Что это все дело рук «бабы яги»! Понятненько...
— А вот я знаю ещё одну версию!, — Вступил в разговор Юрка. – Будто Баба – яга – это славянский вариант Харона и даже больше – одна из древнейших богинь. По сути, это «таможня» между мирами. Мудрая Ягиня мудрость несказанную хранила, да и границу в Навий мир стерегла от бесов и нечисти всякой. Ягиня дочерью Вия ужасного была, что в Навьем мире без ведома богов Ирийских правил. И мрак и тьма его земли те скрывали от глаз любопытных, ибо обитала там жить и нежить невиданная. А Ягиня хозяйкой границ была и хранительницей земель Навьих. Без её ведома ни одна душа в Тёмный Лес ступить не могла. И если её воле противились, то мечом и колдовством тёмным выжигала она непослушных, ибо доброте своей вопреки, была она ужасна и могуча в гневе своём. Не мог Вий дочь свою своевольную долго выдать замуж, потому как уговор у него с ней был такой: только тот, кто в бою честном и равном одолеет богиню молодую, и станет ей мужем любимым. Много кто сватался к прекрасной Ягине, да только сердце девы не лежало ни к кому, словно часа своего она ждала. И дождалась, когда сам Велес в мир отца её спустился. По землям её ступал, да только не силой своей врата открыть хотел, а как положено — приглашением хозяюшки. И вот вышла она к нему. Видит Велес, как из тени деревьев—великанов, словно княжна какая—то, чинно выходит дева дивной красоты. Вся в кольчуге серебристой, из мелких чешуек, словно русалки озорные ткали, да в платье простом, сотканном из дымки ночной. И стоит перед ним и глаз не опускает. Не чета такой ни светлая мать Лада, ни тёмная Мара—заклинательница. Эта дева краше, да только красота её не в косах русых и тяжёлых, до пят самих, и не в стане хрупком, словно хрусталь горный. Смотрит она иначе на Велеса—изгнанника. Глаза свои зелёные не прячет и не отводит, смотрит как на равного и друга любимого, с которым разлука долгая была. И видит Великий, как мудрость неизведанная да мощь в теле девичьем бурной рекой плещутся. В руке своей маленькой да беленькой меч сжимает крепко—накрепко. Защитница она и хозяйка тут.  И бились они на землях тёмных, да только не насмерть, а на любовь. Потому как Ягиня, всё ведающая, знала, что судьбой ей уготовано стать вечной и верной супругой для Велеса Праотца. И поселились в мире Навьем Велес и Ягиня, и от дома их тянулись корни всех растений на земле, и текли все реки.
— Ну ты загнул… Прям как за баяном повторил. Это ты на пиру запомнил?
— А мне больше по душе теория о вечно юной богине!
— Так любую нечисть полюбишь и поверишь.
— Буде болтать!
К ребятам подходил старший.
— Есть работа?
— А то как жа? Али не видите – буря назревает!
— Мы готовы. Что нужно делать?
— Сейчас всем работы хватит...
               
  Хотя какая буря? Солнышко светит. Погода просто отличная – хоть иди загорай! Но тут стремительно и напористо из—за горизонта надвинулась темная туча и как—то разом заволокла небо. Солнце исчезло вовсе, как будто его проглотил неведомый великан. Птицы поспешно улетели. Смолкли любые звуки. Сразу стало душно.
— Ну все! Всем быть начеку! Сейчас начнется!
И.... как будто природа только и ждала приказа — ослепительная молния вспорола небо. А вслед за ней резко и пугающе, как выстрел, прогремел гром. Тут же с неба обрушилась лавина дождя. Он хлестал по волнам толстыми плетями. Волны, словно приняв вызов, били навстречу тугим дождевым нитям, отвечая заодно и всем, кто был на ее поверхности. Волны стали биться о корму шумно и угрожающе. Началась качка. Молнии вспыхивали, казалось, со всех сторон, не переставая. Отчего на небе гремела, не умолкая, небесная канонада.
Сквозь этот небесный оркестр были слышны лишь громкие команды. Все работали слаженно и четко. Несколько человек укачало. Рулевой был доволен, судно прекрасно слушалось руля, чутко реагируя на все его действия. Ладья, словно шутя, преодолевала волны, всем своим видом дразня стихию — а еще можешь? Видишь, как я могу?
Волны поднимались и обрушивались сверху на всех, кто попадал им на пути. Завораживающее и одновременно пугающее зрелище. Артур, как заправский моряк, лазил по парусам и выполнял команды. Сказывалась подготовка воздушной гимнастики. Вот где пригодилось, кто бы мог подумать?
Гроза бушевала, казалось, уже целую вечность... Закончилась гроза так же, как и началась – резко. Тучи разбежались и исчезли за горизонтом, словно их и не было. Солнце выглянуло и засветило еще ярче, чем до этого. Появилась радуга, переливаясь миллиардами капель, повисших на листьях деревьев. Постепенно успокоилась и река. Казалось, она до последнего сердится, что на нее посмели напасть.
Ребята стояли промокшие, уставшие и вместе с тем будто обновленные. Обновленные духовно. Словно с них смыли какую—то грязь.
— Вот это да!
К ним подошел рулевой.
— Это что шторм был?
— Да вы что?! Так, легкое волнение! Если бог даст, то обойдемся без них... или хотя бы легкими! Вышли—то рановато!
А ты, Леголаз, раньше плавал? Чего молчал?
— Да я так только… С отцом там на рыбалку и еще куда.
— Все одно. Опыт—то есть! А ты молодец!
Похлопал его по плечу и ушел распоряжаться дальше.
— Откуда?
Артур рассмеялся:
— У нас же дома маленькая яхта есть. Мы с отцом часто под парусом ходили…
Подумал немного и добавил. — Только это совсем другое!
— Да уж.
— Вы заметили, как легко шла ладья? Как заговоренная! Просто даже не верится.
— Она не заговоренная, — сказал, подходя к ним… их «старый» знакомый – ювелир!
— Доброго здоровия!, — только и смогла выдавить из себя Божена.
Мужик засмеялся:
— Что. Не ожидали меня здесь увидеть?
— Признаться – нет!
— Да и я не особо ожидал увидеть здесь вас, — и он показал жестом на девчат. Ослушались? Ну как же, как же… оно и понятно. Такое дело, а тебе сидеть в хате? Да еще с такими генами!
— Какими?
— Да как у тебя! Неужто не знаешь? Ножом пользуешься, а что за гены не знаешь?
— Да мы знаем, что княжеские дети… начал было Никола, но его остановили жестом.
— Княжеские—то оно княжеские. Да только вот этот клинок, — он указал на клинок Божены, — особенный! И взять его может только определенный человек. Точнее девица.
На порывы ребят он опять их остановил жестом.
— От меня никто ничего не узнает. Спокойно. Я ведь по—дружески. Да и защищать вас теперь буду… и тихо добавил, — как ее.
Чтобы поменять тему разговора, Никола спросил:
— Ты что—то говорил о проходимости ладьи.
— А это? Так ведь по роду занятий сталкивался и знаю, что легкость и летучесть ладьи ходить против ветра, стоять против всякой бури заключается в живице.
— Так это правда? Не вымысел?
— Что опять за живица?
Ответил рулевой, оказавшийся сзади. Он усмехнулся и сказал:
— Истинная правда. Как и то, что сам рецепт знают лишь те, кто ее готовит. Я лишь знаю, что варят ее из сосновой и кедровой смолы, камедей лиственных деревьев, добавляя множества разных солей земли.
— Солей?
— Иноземцы их называют веществами.
Тут добавил Артур —
— Точно! Густая, малоподвижная и тяжелая мертвая живица заливалась на самое днище, таким образом утяжеляя его и создавая устойчивость корабля, а другую, пенно—легкую, текуче—чуткую ко всякому движению и стремительную, как мысль, живую живицу заливали сверху.
— Верно говоришь! Не зря ты лазил по парусам. Видать, с морем все ж хорошо знаком. Могу лишь добавить, что эти смолы никогда не смешиваются. И как результат — живая скользит по мертвой без малейшего трения, и если корабль раскачало продольной волной, то внутренняя волна легкой живицы всегда идет ей наперекор, не позволяя судну заваливаться на борт, но ходовой, благодатной будет поперечная качка. В то же время, стоит кораблю хотя бы чуть опустить нос между волн, как живая живица устремляется следом и бьет по вогнутому препятствию, называемому челом, тем самым передавая толчок всей ладье и двигая ее вперед. Тем временем мертвая смола, выдавленная живой, успевает приподняться невысокой серповидной волной в кормовой части, и откатившаяся от чела легкая живица мягко гасила о нее обратный удар, одновременно как бы переворачивала его силу, вновь направляя по ходу судна. Ладное сочетание этих двух внутренних волн в корабле настолько разгоняет корабль, что, если б вдруг в одночасье море выгладилось, будто стекло, бег бы продолжался еще долго, пока не угасли последние колебания. Это и есть – сердце нашей ладьи, поскольку действует по подобию человеческого сердца, и когда оно стучит, создается впечатление, будто ладья летит по пенным гребням против ветра, лишь чуть покачиваясь с носа на корму, а в бурю, когда волны становятся горами, неведомым образом взбирается по их крутым склонам и потом скользит вниз… Вот так—то! Посему у нас все пытаются выведать сей секрет! Любовно похлопал по ладье рукой. Хорошая работа! Ну еще увидите!
Вслед за этим обратился к ювелиру:
— Знаешь их?
Ребята сжались.
— А то как же? Лексей нас знакомил. Из Дружины. Тот, что со Святозарой!
— А… Тогда понятно. Ну буде. И, обращаясь к ребятам, добавил, — вам переодеться нужно и отдохнуть. Скоро стоянка, да только простыть успеете. Весна не лето – она не надежна. Хворать – некогда.
Так прошло еще несколько недель. Ребята на глазах мужали. Становились более искусными и во владении с оружием, и на судне. Успели и позагорать, и накупаться. Впереди было еще целое лето! И все тревоги с заботами ушли на второй план – будь, что будет! Раз уж волею случая оказались здесь – почему нужно только бояться, гадать, решать и ждать? Успели со всеми перезнакомиться и сблизиться. Особенно с Богородом, ювелиром. Действительно занятный человек! И главное – с Боженой они просто чувствовали друг друга на расстоянии. Один мог начать фразу, а второй закончить, просто родственные души, да и только. У них даже жесты в чем — то совпадали! Как это возможно? – однако факт вещь упрямая. Никола поначалу даже ревновать начал, пока не понял, они скорее как отец с дочерью или близкие родственники. Вот только именно этот факт и сбивал больше всего… Может, правда, далекий пра пра пра… какой—то там дед? Кто ж теперь разберет?