В колпаках бархатистых заката пурпурней

Подневольные сосны во славу светила
пишут кронами оды в ночной тишине,
оды вверх устремятся, лесная ж подстилка
словно вышла из мифов седых Пиреней.
Мох как будто бы помнит шаги милых гномов,
что с корнями дружили столетие иль два,
не вторгаясь в зверушек удобные норы,
разделённые с жизнью особенных квакш.

В колпаках бархатистых заката пурпурней,
в панталонах отнявших свой цвет у черники,
и в жилетках, расцветкой похожих на пуншик,
занимали подземные бункеры, ниши.
Главный гном, он же царь, властелин и судейский,
подчинялся законам серьёзным и строгим,
упрощал для народца словесные дебри,
угощал его в праздники ягодным грогом.

Лето, осень трудились, дары собирая,
кладовые трещали от важных запасов,
в целом жизнь была солнечной мирной и райской
у природы неглупой заботливой паствы.

Охраняли и клады от алчных мерзавцев,
чтобы зло не питалось внезапным богатством,
их пугали, водили по лесу их за нос
и над ухом свистели упругой нагайкой.

Красота и блаженство, полезность и дружность
украшали размеренный слаженный быт,
находились они словно в замкнутом круге,
защищал от опасностей славный сей щит.

Идеальное место для жизни досталось,
превосходное время без войн и вражды,
интересно, покой в этом месте остался
иль теперь он страданиями, болью расшит.


За пределами длинных тревожных столетий,
есть пространства иной удивительной жизни.
Чувства там не содержат в проржавленных клетках,
процветает и разная дивная живность.

Непрерывность мечтаний приводит в движение
исправление изъянов, шлифовку поступков,
а затем долгожданное перемещение
в этот мир, в чём неважно, хотя бы и в ступе.
Ты ступаешь на эту волшебную землю,
замирая от счастия и предвкушений,
и хотя пусть и там жизнь немного как зебра,
но духовности всюду дубравы, купели.