Послевоенное детство. Рассказ

    Наступила чудная, весенняя пора!  Зазеленели лужайки. Зацветают деревья, тянется к солнцу растущая зелень, радуется живность, светлеют лица людей.
    А я мысленно уношусь  в  весну своей жизни  - неповторимое детство.
Редко, кто из людей может точно ответить, с каких лет он помнит свои детские годы. Я могу предположить, что я помню - с пяти. На следующий день после моего пятого дня рождения – 6 марта 1953 года в 6 утра по Московскому времени скорбным голосом Левитана прозвучало сообщение о смерти И. В. Сталина. В то утро я вместе с братьями проснулась в испуге, услышав многоголосый плач, доносившийся из общего коридора двухэтажного барака, в котором в то время проживала моя семья. Из всех комнат с рёвом повыскакивали дети. Подвывая, женщины плакали навзрыд и мужчины не стыдились своих скупых слёз. Раньше я видела иногда плачущим младшего братика, но чтобы плакали взрослые? И почему-то в тот момент мамы не спешили  успокоить детей, словно забыв про них.
    Теперь-то я понимаю, что тогда для всех это было одно общее большое горе…
    Я увидела себя в том времени и по спирали стали выплывать эпизоды из моего детства.
    Я родилась восьмимесячным ребёнком. Именно на этом сроке дети погибали – у большинства полностью не раскрывались лёгкие. Первый год жизни дался мне трудно. Моя бабушка говорила, что я возможно, не жилец на этом свете. Но я выжила и когда подросла, то стала доставлять маме много волнений, приходя с прогулок, как с поля боя, -  то с подбитым глазом, то с пробитой головой и прочими ранами – тому виной было моё участие в мальчишеских играх. Я, ребёнок, разве задумывалась о чём-то?- просто радовалась каждому новому наступившему дню!
    Семья тогда занимала шестнадцатиметровую комнату в кирпичном двухэтажном бараке, без каких либо условий для проживания - воду приходилось носить из единственной колонки, расположенной посередине улицы, а для приготовления еды использовался примус, который разместили на тумбочке при входе. С ним у меня связано страшное воспоминание. Как-то поздно вечером я с братьями проснулась  от громкого хлопка. Мы увидели над примусом огненное пламя, а посередине комнаты стояла испуганная и растерянная мама, которая в тот момент понимала, что ей с детьми не спастись – комната располагалась на втором этаже. 
Но тогда Господь не оставил нас – внезапно открылась дверь и отец, вернувшийся с работы, в мгновение погасил огонь, накрыв горящий примус своей телогрейкой… 
   Общественный деревянный туалет находился на улице и, прежде чем в него войти, приходилось хорошенько постучать палкой о дверь, чтобы спугнуть снующих крыс, обитающих во множестве в основном в сараях - жильцы держали в них санки, лыжи,велосипеды и прочие нужные вещи. А в нашем сарае ночевала собачка по имени Хольда, которую щенком откуда-то принёс старший брат. Как-то, будучи уже взрослой, она сумела сгрызть конец нижней доски двери, подрыть землю и вытиснуться через узкий лаз. Но обретя свободу, попала в руки фурманщиков – людей, отлавливающих бездомных собак. Поговаривали, что животные  шли на мыло.
    Мой средний брат любил живность поменьше – это были хомяки, белые ручные крысы, рыбки и любимец всего коридора синеглазый кот Васька. Но когда кот дважды со стола полакомился сливочным маслом, то родителями было принято решение  отвезти его до метро, дорога до которого составляла около часа езды на трамвае и там выпустить на волю. Узнав, какая судьба постигла Ваську, я пролила море слёз. Но однажды, через пару недель, под дверью раздалось слабое мяуканье. Открыв дверь, мы увидели худенького синеглазого котёнка, который без опаски проковылял в комнату. Сомнений не осталось – Васька! Через месяц он набрался сил и вскоре снова превратился в упитанного котика.
    Много ли мне - девчонке нужно было для ощущения полноты жизни, радости, счастья? Оказывается, совсем мало – рядом всегда была мама и мои любимые подружки –  Надюшка, Галинка, Валюшка. Место во дворе для игры было замечательное –  были разбиты два цветника, а по их краям построены беседки, в одной из них была устроена библиотека из книг, находящихся в собственности жильцов. На уровне подъезда, посередине дома располагались -  песочница с грибком, турник, брусья и качели без ограничителя, на которых я наравне с мальчишками крутила «солнышко».
    Инициатором  и организатором обустройства придомовой территории был любимый всеми дядя Лёша. У него не было своих детей – его любили дети всего дома, а женщины просто обожали  –  ни один воскресный день и праздники не обходились без него. На всю улицу было слышно - то заливистое, то залихватское пение его гармошки и под неё звучали песни и пляски
В память о нём я, будучи взрослой, напишу стихи:


   Гармонь на празднике играла.
   Я с нежной грустью вспоминала
   Родимый наш уютный двор.
   И общий дружный коридор.

   Частенько там гармонь звучала,
   То веселилась, то скучала.
   Играл бессменный гармонист,
   Наш дядя Леша-оптимист.

   Любовь дарил он бескорыстно.
   Его мы были жизни смыслом.
   Он не имел своих детей,
   Всех нас считал семьей своей.
 
   В сторонке ото всех стояла,
   Скупые слезы я роняла.
   Вдруг гармониста светлый лик
   Явился мне на краткий миг.


    Сколько искромётной радости дарил всем этот светлый человек! 
   Каких только цветов ни росло в палисадниках, разбитых под его руководством. Это золотые шары, мальва, пионы – в то время они были только розового цвета, золотарник, люпины, гладиолусы – в основном ими пестрели линейки, устраиваемые 1 сентября - к началу учебного года. Я, худенькая девчушка-первоклассница, когда подошло время пойти в школу, еле удерживала тяжёлый букет, который норовил меня «уронить». В августе нам разрешалось «путешествовать» по цветникам, и я с подружками любила, затерявшись в листве, играть в куклы – мы сами делали их из картона. Но чаще развлекали себя общими играми – в штандер, лапту, городки, чижик, пристенок, скакалки, а любимым занятием девочек была игра в классики, ими был сплошь исписан весь имеющийся возле дома асфальт.
   В жаркие выходные дни люди семьями выбирались в Тимирязевский лес – вход в него через калитку находился за соседним бараком, и купались в пруду, который находился в пойме реки Жабенки, протекавшей по территории леса. Доказательством  чистоты воды являлось наличие в ней головастиков, пиявок, раков и другой живности. Повсюду слышалось кваканье лягушек и звонкие голоса шумливых детей.   
   А зимой, здесь же ребята летали с горок на гнутой арматуре по твёрдому снегу или насту. Не каждый осмеливался, но я запомнила, как у меня захватывало дух от высокой скорости.
Во дворе, когда выпадало много снега - с мальчишками строили крепости, лепили снеговиков, залезали на крышу сарая, и оттуда летали в сугроб, делая Сальто-Мальто(Мортале).
    Но летние забавы мы любили больше.
    В тёплые дождливые дни нам разрешалось, раздевшись до трусиков, вдоволь носиться по прохладным лужам. Домой мы с младшим братишкой  возвращалась с ног до головы обляпанные грязью. И бедной маме приходилось лишний раз сходить за водой, чтобы  искупать детей, но, несмотря на трудности, она не лишала нас  удовольствия побегать босиком под  дождичком.
    Это не то, что еженедельное посещение бани – оттого  суббота  была моим нелюбимым днём недели. Мне не нравилось всё – повсюду голые тётки, да и самой нужно было оголяться, горячий воздух и мыло, щиплющее глаза…
    Помимо игр и посещения школы в мои обязанности входило - присматривать за младшим братом, утром застелить общую постель – тогда мы с ним спали на одном диване, а когда нужно, то сходить и в магазин. Мама доверяла покупать хлеб и на один день немного сливочного масла, свежей рыбки и колбасы – холодильника у нас не было. Подходя к  магазину, я уже по запаху определяла, привезли ли нужную нам варёную колбаску. На прилавках было всё, даже икра, но доступна она была избранным, а мы даже не знали на вкус, что такое сливочное масло, что такое сгущённое молоко, которые полагались работающему отцу. Нет, средний братишка однажды её попробовал, сделав невидимый прокол в банке. Мама не сразу поняла, почему закрытая банка оказалась пустой. Брат признался в содеянном проступке, а мне, когда я спросила какая та на вкус, ответил: «Словами не передать – она очень вкусная!»
    Рано утром ежедневно к дому подвозили молоко в бидонах. Молока  мама брала столько, чтобы хватило на приготовление каши, и попить по стаканчику на каждого члена семьи. Первым блюдом чаще были мясные щи с квашеной капустой, которую всегда заготавливали осенью, а для сытости дома всегда был жаренный на растительном масле горох. Ох, как бурно трещали после его потребления наши детские животики!  Куриный бульон готовился только болящим – его считали лечебным. Картошка жарилась на сале – шкварки считались лакомством. На улицу детвора часто выходила с чёрным хлебом, натёртым чесноком и политым растительным маслом, а дети из обеспеченных семей лакомились белым хлебом, намазанным маргарином и посыпанным сладким песочком.
    В праздничные дни мама пекла пирожки с капустой и обязательно большой сладкий пирог! 
    К Светлому Христову Воскресению она готовила куличи, пасху и крашенные в луковой шелухе яйца. В эти дни мы насыщались вкусняшками и были очень счастливы!
   В детских садах кормили лучше  -  давали даже фрукты, но попасть в него из простой семьи было нереально. Говорили, что там было много игрушек, о которых домашние дети,  в своём большинстве, не смели и мечтать.
    Но был праздник и на нашей улице, когда на запряжённой в телегу лошади приезжал старьёвщик. Только заслышав звук его свистульки, все дети, бросив игры, летели домой выпрашивать у мам то, на что возможно было приобрести игрушку – тряпьё, макулатуру, стеклотару, металлолом. В обмен предлагались ручной работы шарики, свистульки, веера, пупсики в корытце, леденцы-петушки и прочие безделушки. Но больше всего детей привлекали яркие разноцветные мячики -  даже не мячики, а полусферы из плотной фольги, набитые опилками, перетянутые нитками, к которым по центру привязывали тонкую резинку. Обладатель этого сокровища делал взмах рукой – мячик под своей тяжестью оттягивал резинку и опускался до пола, а потом прыгал обратно в ладошку. Стоил такой  мячик 5 копеек. Жаль, что игрушка была недолговечной – фольга рвалась, опилки высыпались, а дети от обиды плакали.
    Радостными были  дни зарплаты отца. В эти дни я с младшим братом жила в ожидании вечера, чтобы помчаться на остановку трамвая. А вот и отец! С авоськой  в руках, наполненной пакетами с печеньем, сухарями, сушками и конечно любимыми конфетами - подушечками, кавказскими, коровками спешит к нам  навстречу... 
       В семь с половиной лет я пошла в школу, где подружилась с девочкой без носа – Люсей. Я не знала причину, почему она лишилась кончика носа, а выбрала её потому, что с ней никто не захотел дружить. И ничуть не пожалела о том – она оказалась доброй, преданной подружкой. Первой нашей учительницей стала Мария Ивановна – пожилая женщина с нежным голосом и спокойным характером – её любви хватало на каждого ребёнка переполненного класса. Когда мы с Люсей научились читать, то быстро прочли все имеющиеся сказки из доступных  библиотек. В то время читающих людей было больше, чем книг.
    Когда младший братишка пошёл в первый класс, мама вышла на работу. Придя вместе из школы, мы ждали её возвращения – при этом на улицу нам выходить было воспрещено. Всякое случалось за это время – мы, то дружно играли, то ссорились. Первое время брат жаловался на меня, но когда мама наказала нас, пояснив: «Я не знаю, кто зачинщик драки, поэтому накажу обоих» - брат ябедничать перестал. Наказание же заключалось в лёгком охаживании тоненьким ремешком, но было чувствительно – повтора точно не хотелось…
    Со средним братом я часто ездила в пионерский лагерь, где всё своё свободное время он проводил в кружке авиамоделирования. С его участием проходили все викторины - любознательному, начитанному подростку не составляло большого труда ответить на любой заданный вопрос. Для меня  эти дни были праздником! Из выигранных сладостей брат себе оставлял горстку, а остальное отдавал мне. Посылки от родителей делились также...
    Но именно в этот беспечный, радостный период детства, я познала первую в своей жизни потерю.
    С раннего возраста я помню Лёню – он жил с родителями в соседней с нами комнате. Меня никто так не любил, как он!
Я помню не отцовские, а его руки, подхватывающие и устремляющие вверх – туда, где от радости захватывало дух. Это случалось до его ухода в армию. За двухгодичное время его отсутствия  я подросла – он уже не мог подбрасывать меня, но всегда при встрече, увидев его радостное лицо, я неслась пулей в его распахнутые сильные ласковые руки!  Ему было всего двадцать один год, когда, выучившись на электрика, он погиб от удара током.  При прощании я не понимала, что случилась непоправимая беда: «Мама, мамочка, почему Лёня не открывает глаза?». Я помню, как дотронулась до него, пытаясь разбудить, но ощутив под рукой холод, в испуге отдёрнула ручку. Мамин ответ, что он теперь будет жить на небесах, вызвал у меня бурю протеста: «Почему Лёня не взял меня с собой? Я хочу к нему!» -
Тогда я долго билась в истерике, растирая катящиеся по лицу нескончаемые слёзы.
    Время стёрло черты его лица, но я помню его кудрявые, белокурые волосы, крепкие бережные руки, дарящие радость, переполнявшую до краёв моё детское сердечко…
    Жизнь продолжалась. Я отучилась первое полугодие в пятом классе, когда отцу выделили две комнаты в трёхкомнатной квартире. При этой новости я не испытала никакой радости – наоборот, меня омрачила мысль о  расставании с Люсей -  как мы будем жить друг без друга? И как я - без Галинки, Валюшки и Надюшки? А когда узнала, что ещё предстояла разлука и с котиком Васькой, меня охватила, казалось, непомерная печаль. Мама ссылалась на то, что они едут в коммунальную квартиру, где не положено держать животных. Ей удалось пристроить его к сердобольной женщине, но приехав через короткий промежуток времени навестить соседей и заодно Ваську, мы узнали, что он не смог жить без нас. Мы поехали, а он пошёл за нами следом… 
    А меня впереди ждала неведомая подростковая жизнь.