Раскаяние

Каин во двор выходит,
потягиваясь спросонок.
Надо бы обкосить возле ворот крапиву.
В полдень, поди, будет опять под сорок -
солнце печёт с утра безжалостно-нестерпимо.
Надо бы обкосить. Надо бы дом поправить -
как бы не рухнул часом
левый подгнивший угол.
Куры по грядкам бродят, нет на зараз управы.
Клубок деревенской жизни
Каином смотан туго.
Заходит старуха Марфа поговорить о сыне:
за братоубийство "тянет",
десятый уж год доходит.
Получит старуха пенсию,
пошлёт в дальний край посылку -
носки шерстяные, шарфик.
Там, знамо, сибирский холод.
Каин кривится, слушая. Ему неприятна тема.
Расковыряла бабка
его неживую душу.
На грязной скамейке ёрзает, мурашки бегут по телу.
Отвяжется ли когда-нибудь эта старуха ушлая?
А Марфа всё не уймётся,
трындит об одном и том же.
Кроме соседа Каина выплеснуть горе некому:
каб знала, да кабы ведала, воспитывала бы строже,
а каб не беда с ногами, сей час бы к сынку поехала.
Каина злоба душит. Каину очень плохо.
Молчи - умоляет мысленно,
взгляд отводя в сторону,
на высушенную июлем, в белой пыли,
дорогу.
А над дорогой тучей, чёрным грехом -
во́роны.

Хоронят старуху Марфу все пять деревенских жителей,
везут на скрипучих дрогах к церковке у погоста.
А Каин сошёл с ума - бродит, косою вжикает,
кладбищенскую крапиву, как заведённый, косит.