Письмо сорок второе

Мы встречаемся раз в три недели ровно на три сигареты, объезжаем полгорода, смеёмся и говорим. И никто из наших знакомых не знает об этом, как в этот вечер мы снова вдвоём горим. Ты честно о том, как надоели люди, почему опять заболело в груди. И потом "ладно, о грустном не будем", и улыбаешься, будто бы без обид. Я в ответ смеюсь, не стесняюсь мата, признаюсь, что я не принцесса из сна. Говорю "надоела работа, но очень нужна зарплата. Сердце ноет, но на душе весна". И легко так, как даже в стихах не пишут, ты закуришь, я буду смотреть в окно. Только пыль и снег колеса машины лижут, а проспект перед нами как полотно. Мы художники, мы свободные музыканты, из колонок поёт попса и стреляет рэп. В этот миг забываются все таланты, будто ничего и не было - "step to step". Поздний вечер - наша минута славы, ты как будто Есенин, а я Дункан. Мы берем чуть выше на две октавы и ныряем чуть глубже, чем в океан. И на нас смотрит весь этот проклятый городишко, ухмыляется и верит то в нас едва. Он привык к людям злым и замёрзшим слишком, а тут ты, и мне жарко в его мерзкие минус два. И потом уже, завернув в абсурдно немой район, нас реальность встречает сломаным светофором. Что за манера у жизни, ну что за тон, почему общается с нами только грызнёй и мором? Вот мой дом, стены - кирпич и сахар, вот окно моей самодельной кельи. На исходе всего лишь то вторник - пахарь, и ещё сто лет до конца недели. Ты меня обнимаешь - хочется не прощаться, я тебя обнимаю - надеюсь ты тоже рад. А потом опять работать, болеть, сражаться, кофе пить, не верить в весну, ругаться на снегопад.
Очень редко, но как позволяет график, без надуманных масок, не зажигая огни, мы забиваем на связь, на трафик и остаёмся в мире одни.