Письмо тридцать третье

Почему-то такое пишется только ночью, несколько странных, слегка непонятных строчек, пробиваясь острой, невыносимой болью височной, как азбука морзе: три тире и двенадцать точек. На мне сейчас не красное кружевное, а смешная растянутая футболка, но это, сам знаешь стандартное, наживное. Хотя, от этого скорее всего не бывает толка. Кстати знаешь, я никогда не стремилась к тебе в кровать, чтобы ты меня мог только брать, брать, брать. Я хотела тебя согревать и оберегать, а для другого могу номер бывшей лучшей подружки дать. Ну вот, мысли о грустном в затылок стучат опять, как будто мне нужно старый урок повторять и верить: учитель поставит пять, и больше не будет учиться меня умолять. Ты кстати там как? Наверное с милой спишь. Или опять в каком-то баре сидишь и запиваешь горькую сердца тишь. Но разницы нет, со мной все равно молчишь. Я то да, опять не могу уснуть, даже в стакане с чаем не хочется утонуть. Хочется только отправиться в долгий путь с твоим невозможным "рядом со мной побудь". Я считала овец, собак и остальных твоих бывших, для тебя мир ужасный слегка приоткрывших. Но не помогает даже откашливание четверостиший, уже если честно от слез остывших.
Почему такое пишется только ночью? Потому что ты мной снова не озабочен, но кажется все таки обесточен моим беспардонным
Я тебя очень...