У. Шекспир Сонет 99

Я пожурил фиалку: "Милый вор,
откуда ты украла свою сладость,
Которая так пахнет с верерком?
Моей любви, взяла дыханье, младость?

Пурпурную и пышную красу,
Её ланит. Сей цвет великолепный,
Он так всегда подходит ей к лицу,
Как твой букет раскошный и приветный
Для вен источник красок, на яву...
Цветы твой запах, цвет украли, верно?

Вот лилию я в жертву приношу
Твоим рукам торжественным и белым
Бутоны майорана "несравненны",
Когда их нежно в волосы  вплету.

А розы все от страха на иголках
Одна горит огнем, другая - снег
А третья - сразу всё...  забрала б только
Твоё дыхание, прихватив навек.

За то желанье гордости и завесть
Источит червь её красу до срока,
Чтоб ничего от злобной не осталась,
Хоть это и конечно так жестоко.

Цветов я в мире много наблюдал,
Но каждый у тебя чего-то взял.

Оригинал:

The forward violet thus did I chide:
'Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells,
If not from my love's breath? The purple pride
Which on thy soft cheek for complexion dwells

In my love's veins thou hast too grossly dyed.
The lily I condemned for thy hand,
And buds of marjoram had stol'n thy hair;
The roses fearfully on thorns did stand,
One blushing shame, another white despair;

A third, nor red nor white, had stol'n of both,
And to his robb'ry had annexed thy breath,
But for his theft in pride of all his growth
A vengeful canker eat him up to death.

More flowers I noted, yet I none could see
But sweet or colour it had stol'n from thee.

Перевод Google:

Так пожурил я передовую вайолет:
"Милый вор, откуда ты украл свою сладость, которая так пахнет,
Если не от дыхания моей любви? Пурпурная гордость
Который на твоей нежной щеке вместо цвета лица обитает

В венах моей любви ты слишком сильно окрасился.
Лилия, которую я приговорил ради твоей руки,
И бутоны майорана украсили твои волосы;
Розы, боязливо насаженные на шипы, действительно стояли,
Один краснеющий от стыда, другой - в белом отчаянии;

Третий, не красный и не белый, лишился и того, и другого,
И к своему грабежу присоединил бы твое дыхание,
Если бы не его воровство в гордости за весь свой рост
Мстительная язва съедает его до смерти.

Я заметил еще несколько цветов, но ни одного не смог разглядеть
Но ни сладости, ни цвета это не ускользнуло от тебя.



Перевод А. Шаракшане:

Раннюю фиалку так я бранил:
     "Милая воровка, откуда ты украла свой сладостный аромат,
     если не из дыхания моего возлюбленного? Пурпурное великолепие,
     которое стало цветом твоей нежной щеки,

     ты слишком сгустила в венах моего возлюбленного**".
     Лилию я осуждал за то, что она обокрала твою руку,
     а бутоны майорана украли твои волосы.
     Розы были от страха как на иголках***,
     одна краснеющая от стыда, другая белая от отчаяния,

     а третья, ни белая ни красная, обокрала обеих
     и к своей краже присоединила твое дыхание,
     но за ее воровство во всем великолепии ее расцвета
     мстительный червяк поедает ее насмерть.

     Я наблюдал и другие цветы, но не видел ни одного,
     который бы не украл сладость или цвет у тебя.

     ---------
     *  В  сонете  99,   вопреки  традиционной  сонетной  форме,  содержится
пятнадцать, а не четырнадцать строк.
     ** Неясное место. Фиалка, которую поэт обвиняет в воровстве, в строке 5
оказывается,  наоборот,  источником  пурпура для  вен Друга,  где  этот цвет
слишком сгущен. С большей натяжкой, но более логично было бы истолковать это
в  том  смысле, что фиалка украла пурпурный цвет из вен Друга, грубо сгустив
его.
     *** В оригинале: "on thorns did stand" -- фразеологизм, соответствующий
русскому "быть как на иголках". При этом имеется очевидная игра с буквальным
значением слова "thorns" (шипы).