Амелия

      
 Из немецкого плена той, первой ещё войны, Андрей Мурин вернулся не только после революции, но и после нашей гражданской неразберихи, когда всё более или менее уже стихло, осенью 21-го года. А попал он туда, из известного в то время котла армии генерала Самсонова, когда наши солдаты,  голодные, измождённые, безоружные, бродили по лесам Карпат пока не попадались в руки ихних патрулей. Тогда немцы ещё не были фашистами, хоть и вынудили Ленина подписать кабальный Брестский мир. Тогда немцы были, как все мы, иногда и воевали.
     А отбывал Андрей свой плен, в местечке Мутенгюн. Плен, как плен, но наедаться стал тока, когда уже посылали работать на хутора, к ихним помещикам. Стало легче, жратвы стало больше. Не "от пуза", но перепадало даже своим, за "колючкой". А когда было уже полное доверие между хозяином и пленниками, иногда даже дозволялось после изнурительного трудового дня, не возвращаться в лагерную казарму, а ночевать у хозяина, на хуторе, где-нибудь на сеновале. А в страду, в жатву, например, хозяин нанимал дополнительно ещё и сезонных работников из местных, как правило ребят с девками, как у нас - батраков. Эти местные всегда ходили ночевать домой, в свои семьи, в ближние ихние деревни. И вот как-то, в одну из таких ночёвок, Андрей оказался на одном сеновале с  красавицей австриячкой, тоже батрачкой - Амелией! Да, так, прямо, с этого сеновала они с этой Амелией и стали неразлучными весь его плен! Он и сам тоже был видный, хоть и пленный - чубатый, как Гришка Шолоховский, играл уже на ихней губной гармонике! Своя-то осталась дома с худыми мехами, ещё дедова. И всё там, в Австрии, на сеновале! А далась она ему, эта австриячка, тоже не легко, - как Пантелею, Гришкиному отцу, турчанка! Можно сказать - выкрал, и даже с проклятьями её родных! Так и привёз он её тогда с собой, вместе с немудрёной своей дорожной поклажей пленного Самсоновской армии. Домашние встретили их, не с радостью, а с самым настоящим ликованьем! Вернулся и сам, и с красавицей! Матери Андреевой, Амелия стала настоящей подружкой и таким нужным для хозяйства "трофеем"! Не одна деревенская молодуха тогда завидовала счастливой чужачке.
     Скоро у них появилась маленькая Прасковьюшка! Молодые, правда, скрытно, но везли её уже с того самого австрийского сеновала. И барьера-то языкового не стало у них, наверно уже там, на сеновале. Какой барьер молодым, влюблённым! Да наши деревенские и не заметили даже, не помнят, чтобы Амелия балагурила когда нибудь на своём, ненашем. А, если не знала или забыла что нибудь - рогач там, или кадушку - свекровь тут же на подхвате! Кстати, её уже все в округе звали на деревенский манер - Анастасьей, не Амелией. Но Андрея её, весельчака и гармониста, скоро не стало. Он умер, почти тут же по возвращении. Толи плен сказался, каким бы хорошим он не был со своим сеновалом, толи болячка своя какая, только, как маленькая Панечка появилась и его тут же не стало. И счастливое будущее молодой интернациональной семьи померкло. Свекровь Муриха не знала, как и чем ублажить невестку, Андрей забрал с собою всю радость своего рода. Поговаривали, что  Амелия-Настасья, не осилив свалившейся беды, хотела уехать к себе в Австрию, со своей маленькой Паней. Помогла, может выручила, необычайная, броская красота чужестранки! Помощников было и сочувствующих горю, хоть отбавляй! Принести воды, наколоть дров, поправить плетень на усадьбе - всегда было кому, хватало с лихвой! Кажется никто не хотел отпускать, уже не чужачку австрийскую, а свою, коренную, деваху.
     И вот, года через два зачастил в хату деревенский активист Ларион Большаков - то закуту почистит, то солому уберёт, то просто так. И на зависть всем остальным, неженатым ребятам, сумел-таки расположить Настасью к себе. Не уехала она в свою Австрию! Более того, он и саму Муриху склонил не противиться велению судьбы и ухитрился даже занять место её покойного сына Андрея - красавца и гармониста! И потом у них с Настасьей пошли - девка за девкой! Ни одного пацана! Тока перед войной, ещё молодая австриячка, теперь Настасья Егоровна, порадовала Лариона, аж двумя сыновьями! А когда пришли немцы-фашисты, они даже не узрели родства душ со своей землячкой - так сильно вписалась бывшая Амелия в наш российский деревенский быт! Бабка моя сказывала, как Егориха, тогда - Анастасия, тихо, шёпотом, сообщала о подслушанном разговоре фашистских командиров о скором уходе их из деревни. И правда, в скорости они ушли, без боёв! Вообще - судьба и не рядовая, и трудная, и интересная, не, как бывает у всех! Ведь это же надо - уйти за любимым, убежать, и не в соседний хутор, как за "коврижкой хлеба к обеду", не в уездный или губернский город "за обновкой к лету", а в чужой край, к чужим людям, чужому языку! Это была не любовь, а что-то огромное, необъятное, не вмещающееся в  сознание! И, подарив своему Андрею маленькую Прасковью, и, почти тут же потеряв любимого, через край испив бабского горюшка, судьба не оставила её одну, в чужом краю с людьми, ставшими ей родными. И главный из всех стал Ларион! Но и его жизнь тоже не сделала бывшую чужачку баловнем судьбы, всегда счастливой и радостной.
     Став коммунистом, ещё тогда, после революции, во время образования комбедов и председателем местного колхоза "6-ой Съезд", Ларион, вместе с главой сельской власти Братковым Митрофаном и председателем местного сельпо Иваном Тюниным, был оставлен на оккупированной  фашистами территории по заданию партии. Но в одной из диверсионных вылазок  по ликвидации вражеского штаба, он, на руках друзей, израненный с переломанной ногой, чудом спасается, уходя от погони. И пока с ранением находился у своих, всё это время, Анастасия, как-то умудрялась переходить линию фронта, и туда, и обратно к детям, и выходила-таки своего  Лариона! Только всё равно он остался хромым, ранение не прошло бесследно. Он и умер в скорости после войны, в возрасте пролетарского вождя. Что-то было с ногой, сказались - ранение, погоня, потеря крови, холод той зимы первого года войны. А жизнь всё равно продолжалась и Анастасия успела увидеть внуков своих, от последних  своих наследников, чего Лариону было не суждено. И никто, никогда не видел её плачущей, уставшей, обиженной на свою жизнь. Вот что делает любовь! Женщина, в чужом краю, в беспросветном, казалось, одиночестве, но с великой любовью, способна на невиданное! В 90-х, один из её многочисленных внуков, доктор наук, собирался на пенсии заняться своим родословным древом. Но, как вот тут заниматься - с санкциями, изоляцией, можно сказать круговой осадой.
     А мне она, бабушка Настя, запомнилась ещё небывалым, необычным происшествием произошедшим в далёком детстве. Соседский здоровенный цепной пёс, никогда не знавший свободы, сорвался с привязи, сбил меня с ног,  опрокинув в овраге за хатой, может хотел сожрать, но не успел! Я оказался в руках у бабушки Анастасии быстрее, чем в его зубах! Помню бегущего с вилами отца. А он, пёс, с обрывком цепи убежал тогда на деревню, ни чуть не скрывая радости своей свободы! Помню, как она, бабушка Настя, долго уговаривала отца и собравшихся успокоиться, что пёс, просто, играя свалил меня, что он ещё ни разу не видел своей собачьей свободы, поэтому и повёл себя по собачьи радостно! Не знаю лучшего примера такой самоотверженной, такой трогательной любви ко всему ближнему! Это живой пример милосердия, объединяющий, и народы, и их "братьев меньших" под известным лозунгом - "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".  А соединение или объединение нас происходит только по велению любви, а не борьбы, в чём  Маркс безусловно ошибался!