Из жизни Петрова. Чайка

Тут некоторый народ из хороших Петровских друзей заскучал без него.
-Где то, где-то скрывается наш Петров? Почему ничего о нем не слышно и почему никаких признаков жизни он не подает?
 И прямо нападают на меня, как на посредника. Где скрываю его, не в дачном ли погребе?
Спешу уверить- нет. Жив, жив ваш Петров и не только что жив, но даже и здравствует.
И когда я к нему пристал, как банный лист и приставил нож острый к горлу, он в один из весенних вечеров под рюмку массандровского портвейна, рассказал одну из своих многочисленных историй.
Действие происходит через год-полтара после той ж.д. истории с влюбленностью, которуе вы еще не успели забыть.
Понимаю, вы жаждете  узнать продолжение. Что там у них, у этой влюбленной парочки, как дела обстоят, сложилось ли, сладилось.
Но ничего сказать не могу ибо не знаю. Петров даже и меня, своего друга не посвятил. А только обещал расплывчато рассказать как- нибудь.
Остается нам обещанием его и довольствоваться.
Хотя с другой стороны, Петровские обещания не пустой звук. Так что подождем, будем терпеливы.

Был жаркий сентябрьский день. Солнце заливало ярким светом улицы и площади опустевшего города.
 Воронежский народ на уик-энд разъехался по деревням и дачам. А тот, который не разъехался, загорал на берегах большой реки до нужной кондиции.
 Народ играл в волейбол, беседовал и всячески развлекался.
А наш друг Петров в это время томился в общежитии и ждал соседа, который должен был принести пиво.
-Сколько можно ждать- думал он.
 Наконец появился Федя, грустный, как в воду опущенный.
 Пиво он не принес. Однако, Петров, добрая душа, промолчал, понимая что момент не для замечаний, даже и справедливых.
-Скажи, у нас есть галстуки?- поинтересовался Федя
Петров достал свой галстук
-И это всё?
-А ты что хотел? 
-Знаешь, мне нужен галстук,- и Федя руками изобразил что-то вроде дыни - широкий и с яркими полосами, из лавсана. У тебя такой есть?
-Нету.
-Жаль.
- А что случилось?
И Федя поведал свою историю, которая заметно оживила Петрова.
Оказалось, Федя влюбился в актрису.
Может и не в настоящую, но, как он утверждал, жутко талантливую.
Дело в том, что в институте существовал театральный кружок. Можно сказать театральное сообщество. И это сообщество ставило любительские спектакли и предлагало их на суд зрителя.
 И Федя ни одного спектакля студенческого театра не пропускал, а при смене декораций, а иногда и безо всякой смены, бешено хлопал своей пассии и таращил на нее глаза.
  Как раз сегодня должно было состояться одно из таких представлений.
И Федя надеялся нацепить на шею последний крик моды- цветной лавсановый галстук.
Что чрезвычайно позабавило Петрова.
- Будешь в своем лавсане выглядеть, как попугай.
-Много ты понимаешь- стоял на своем Федя- ты известный ретроград.
Петров снисходительно улыбнулся.
-Бог с ним, с галстуком. Ты о даме расскажи.Ведь ты с ней не знаком, я полагаю?
-Еще не успел- сознался Федор- Видишь ли, возникли некоторые трудности. Нельзя же просто так подойти.
-Петров внимательно осмотрел долговязого белобрысого Федю и не нашел в нем достоинств, которые могли бы привлечь театральную знаменитость при первой встрече.
- И что ты собираешься делать?
-Пока не знаю. Утоплюсь наверное.
-Сразу и утопишься?
-Может и не сразу- Федя на секунду задумался, -впрочем, есть у меня одна мысль.
 Замысел состоял в том, чтобы не ходить вокруг да около, а проникнуть в театр, предложив себя в качестве актера и стать там своим человеком.
 А потом она взглянет на него доброжелательным взором. А он встанет на колени и признается ей в своем необычайном чувстве.
-А что? Разумно- согласился Петров.

Несколько дней Феди не было. Где он, что он- никто не знает. Как сквозь землю провалился. Наконец является. Явился не запылился. И весь кипит. Как чайник.
-Представляешь, главный режиссер, кстати у него даже фамилия дурацкая, Сисикин, меня зарезал. Я, видите ли, не подхожу. А почему?- спрашиваю я.
А он мне улыбается.  Гад! Самый настоящий гад!
Петров задумался.
-Как режиссер тебя экзаменовал?
-Ну- сказал Федя- я ему стихи читал.
-Чьи же, если не секрет.
- Есенина.
-И ему не понравилось.
-Нет.
Федя вспомнил свой позор и опять заволновался
-Ну не гад ли!
-А ты можешь прочитать то самое стихотворение мне?
Федя ожил.
-Конечно! Отличная мысль. Я прочитаю. Я еще как прочитаю. И ты сей же час увидишь, что я прав.
Федя декламировал громко и с завыванием. Затем с победным видом взглянул на приятеля и довольно улыбнулся.
-Ну?
Петров замялся.
Он встал с кровати и начал ходить по комнате, стараясь зайти с нужного бока.
-Позволь я расскажу тебе об одном умном человеке.
- К черту твоего умного человека. Я у тебя спрашиваю о своем чтении.
 Хорошо ли я читал?
-Позволь все-таки я расскажу тебе об этом человеке,- настаивал Петров-
 а тебя, Федя, прошу не перебивать. И слушать меня внимательно.
-Что?
-Я спрашиваю, ты готов слушать. Не болтать самому, а слушать.
-Черт с тобой!- скрепя сердце согласился Федя.
Так вот. Этот мудрый человек, человек редкой проницательности, в свое время дал мне два совета. И, поверь мне, я запомню их на всю жизнь.
 Которая, надеюсь, будет долгая и счастливая.
Первый совет: Никогда не надо слишком стараться.
И второй: Никогда не читай стихи с выражением.
Федя встрепенулся.  На секунду задумался. Постепенно лицо его становилось всё более осмысленным.
- Ну, скажу я тебе... Это надо переварить.
-Вот, вот- подтвердил Петров.

  Актовый зал института был полон.
Петров с Федей сидели на лучших местах. Федя горящими глазами уставился на сцену. Давали пьесу Брагинского "Сослуживцы".
 Сначала народ галдел, шушукался а кое-кто и целовался. Сцена мало кого интересовала, тем более, ничего интересного и загадочного там не происходило. Да и актеры играли без огонька. Но, то ли действие немудреное стало развиваться, то ли зрители сфокусировали взгляды на сцене, а не на посторонних предметах, но зал потихоньку ожил.
Ожил и заинтересовался.
 Вскоре стало понятно, интерес возник исключительно из-за одной личности.
Как же она играла! Бог ты мой. Даже не играла, а летала. Искрилась, взрывалась, грустила, горевала и плакала. И народ с ней вместе грустил горевал и радовался. И сердце у народа замирало и таяло.
Если бы сердце Петрова не было занято, он тоже бы сходу влюбился в Ковалеву(так звали  актрису , игравшую бухгалтера Кулагину)
Когда спектакль закончился, Петров был счастлив. Как были счастливы все остальные зрители, во всяком случае мужского пола.
- Ну что я тебе говорил!- победительным голосом вещал Федя на выходе из зала.
Как будто именно он, а не режиссер Сисикин, является ее учителем.
Он что-то восклицал, восторгался и доказывал, но Петров его не слушал. Неожиданная грусть снизошла на него: у бедного Феди не было ни единого шанса.


Окончание следует через несколько дней.