Знакомые незнакомцы. История одной любви
Лето 1897 года семья Оловянишниковых проводила на берегу Рижского залива в курортном посёлке Майоренгоф, ныне известном как Майори. По соседству снял жильё Юргис. Пренебрегая родительским запретом, Мария Ивановна регулярно встречалась со своим избранником. Балтрушайтис читал любимой стихотворения, написанные на взморье.
По одной из версий, Юргис и Мария познакомились на литературном вечере, устроенном в московском доме Оловянишниковых на Покровке, где семья жила с 1893 года. Балтрушайтис читал на вечере свой перевод морально-философского трактата Мориса Метерлинка «Сокровище смиренных». Согласно другой версии, Юргис Казимирович подрабатывал репетитором двух младших братьев Марии. А всего их у неё насчитывалось шесть.
Метерлинк был тогда в большой моде. Вместе с философом Фридрихом Ницше, драматургом Генриком Ибсеном и беллетристом Габриэле д'Аннунцио он входил в круг любимых авторов Марии Ивановны. Балтрушайтиса, широта его духовных интересов произвели на девушку большое впечатление. Интерес оказался взаимным. Тайное вскоре стало явным.
Три года спустя вопреки воле семьи Мария Оловянишникова тайно обвенчалась с Юргисом Балтрушайтисом.
Бракосочетание блудной дочери вызвало возмущение всего семейства Оловянишниковых. Маша не получила ни рубля из причитавшейся ей доли отцовского наследства. Она как будто сразу перестала быть членом семьи.
В дневнике Елизаветы Дьяконовой, племянницы Евпраксии Георгиевны сохранилось описание этой странной пары:
«Наследница богатой семьи влюбилась в безродного студента, литовского поэта Юргиза Балтрушайтиса. Она – очень привлекательная, оригинально-изящная, поэтическая девушка, он – даровитый юноша, поэт, мечтатель, и оба – поклонники Ибсена, д’Аннунцио, Метерлинка, Ницше… их точно создали все модные веяния. Бедные поэтические дети!»
«Соединение двух родственных душ, двух туманных мистиков, двух больных детей нашего болезненного времени, полного всяких аномалий. Будет ли она с ним счастлива, как думаете?» – писала далее Елизавета Дьяконова в дневнике. Шафером на свадьбе был Валерий Брюсов, а Константин Бальмонт так описал молодую чету в статье «Звуковой зазыв»: «Обветренный, философический, терпкий поэт «Земных ступеней» и «Горной тропинки», друг целой жизни Юргис Балтрушайтис. Красивая его жена, пианистка, хорошая исполнительница скрябинской музыки, Мария Ив. Балтрушайтис».
Будущее их отношений вызывало у поэта сильную тревогу. Ею проникнуты письма Балтрушайтиса этого периода:
«Лучше было бы нам не встретиться! Нет, счастье для нас, что мы встретились!... Знай, что я томлюсь не бурным людским страданием, а той глубокой грустью, той тоской, которая рано пришла в мою бурную жизнь».
Молодым влюблённым пришлось нелегко. К. Бальмонт оказывал семье друга Балтрушайтиса материальную поддержку, а его вторая жена Екатерина Андреева выступила посредницей в их примирении со старшим поколением Оловянишниковых.
Об этой ситуации говорит и Елизавета Дьяконова, племянница матери Марии : «Тетя… второй год страдает в своей уязвленной материнской гордости; ее единственная дочь, которую предназначали неведомо какому миллионеру и шили приданое во всех монастырях Поволжья, – влюбилась в бедняка-репетитора, студента и обвенчалась самым романическим образом. Второй год прошел; он очень мало зарабатывает литературным трудом, и кузина должна сама себя содержать».
Но привычный к трудностям Балтрушайтис работал, не покладая рук, и его литературная карьера вскоре пошла в гору. Воплощение в жизнь честолюбивых творческих планов Юргис вынужден был совмещать с прохождением военной службы. А призвали его буквально на следующий день после венчания.
Перемирие с Оловянишниковыми не означало, что вся Машина родня была готова принять Балтрушайтисов с распростёртыми объятиями. Тёплые отношения удалось установить только с Евпраксией Георгиевной и старшим братом Виктором, которого культура интересовала едва ли не больше, чем приумножение капитала. В 1913-1915 годах Виктор Иванович Оловянишников даже издавал журнал «Светильник», посвящённый церковному искусству России.
Прочие представители клана смотрели на Юргиса сверху вниз, а при встрече с демонстративным пренебрежением протягивали поэту не всю руку, а лишь два пальца.
И материнское сердце дрогнуло. Евпраксия Георгиевна уговорила сыновей передать в распоряжение непокорной дочери шестикомнатную квартиру в одном из новых домов, принадлежавших Оловянишниковым, и выплатить Маше её часть наследства. Вскоре та с мужем и сыном переехала на Покровку. Роскошью квартира не отличалась, зато была просторной. Одну из комнат занимала богатейшая библиотека с книгами на разных языках. В другой поэт оборудовал свой кабинет. Здесь главными книгами были словари.
В ней Балтрушайтисы прожили вплоть до апреля 1939 года. Вскоре Юргис Казимирович был назначен советником посольства Литвы в Париже и семья навсегда покинула Советский Союз.
Юргис Казимирович Балтрушайтис скончался в оккупированном немцами Париже 3 января 1944-го. Любимая женщина пережила поэта на четыре года. Об этом периоде её жизни проникновенно рассказал в мемуарном очерке «О любви» старый знакомый пары – писатель Борис Зайцев,который отметил, что «... у Балтрушайтиса нет беспросветности. Он был сумрачен только с виду Но это просто внешность. Главное в нем — это поклонение, свет, Божество. И любовь. И вот это, в закатной полосе, особенно ему удавалось. Ему была дана верная любовь, любовь шла и из его книги. Значит и из жизни. Не терзающая страсть, как на закате Тютчева, а спокойная и примиренная любовь -- боготворение и благодарность...»
По его воспоминаниям "... Мария Ивановна на протяжении всей жизни оставалась преданной спутницей Ю. Балтрушайтиса. Ей поэт посвящал свои стихи и книги, с ней делился творческими планами. С виду Мария Ивановна не изменилась . Она осталась такой же спокойной и приветливой, основательной и достойной. Вот только вся жизнь её отныне была подчинена сохранению памяти об ушедшем муже. Её заботами, трудами и любовью издан лежащий передо мной том: «Лилия и Серп» – белая с голубым гербом изящная обложка. Под ней избранные стихи Балтрушайтиса за много лет… с надписью Марии Ивановны, начинавшейся словами: “Привет от Юргиса…”»
«Мы возвратились в Париж в начале августа, – вспоминает далее Зайцев. – На столе у меня лежала книга «Лилия и Серп» с надписью Марии Ивановны, начинавшейся словами: «Привет от Юргиса...» Мы знали, что она плохо себя чувствовала ещё в июле. Жена тотчас поехала к ней. Но, приехав, узнала, что уже два дня покоится она на Монружском кладбище, рядом со своим Юргисом: приступ сердца. Слово в слово – «Я эту книгу выпущу и уйду».
Пять стихотворений в посмертной книге Балтрушайтиса посвящены «Марии Б.».
В одном из них он обращается к любимой женщине:
Ты принесла в мой путь, так часто тесный
Как в ночь зарю –
И я тебя, мой день, мой свет небесный,
Боготворю!
Вся жизнь поэта стала подтверждением искренности этих строк.
По выражению Н. К. Бруни-Бальмонт, «в этой короткой повести любви очень хорошо отражена та атмосфера, светившая Юргису и его жене, которая сохраняется в памяти сердца всех тех, кто их знал и любил».
Решительная и деятельная Евпраксия Оловянишникова, очаровательная и не менее решительная Маша, счастливый, несмотря на прозу жизни, любовный роман двух людей, родных по духу, надолго остался и в памяти города Ярославля. Стерлись из истории имена, поблекли фотографии, но колокольный звон по-прежнему звучит над суетой города. Кто знает: не об этих ли удивительных судьбах рассказывают голоса из прошлого?
Свидетельство о публикации №123051606636