Война и мир. гл. 4-1-15

4-1-15

Когда они вошли в палату,
Где коротал судьбу Андрей,
Невольно вновь «пришла расплата»:
Рыданья участились в ней.

Её старанья быть спокойной
Разбил Андрея жалкий вид,
Как ни пыталась быть достойной,
Душа уже во-всю кричит.

Под этими её словами:
«Случилось всё два дня назад»,
В княжне родилось вдруг цунами:
А значит: князь попал уж в ад.

Что князь обмяк весь в том итоге,
Как всех страданий результат:
И он «заснёт в своей «берлоге»,
Как русский, доблестный солдат.

Ей вспомнилось его всё детство,
Его весь нежно-кроткий взгляд,
Но вот найти б такое средство:
Целебным будет пусть тот яд.

Чтоб оторвать его от смерти…
Он скажет нежные слова…
«Уже над ним плясали черти»,
И — не держалась голова.

Рыданья ближе и быстрее
Грозились вырваться с души,
Когда она, его жалея,
К нему приблизила шаги.

Когда яснее стали видны
Его погасшие черты,
Ей стало очень так обидно,
Что рушились её мечты.

Когда случилась встреча взглядов,
А он был бледен и худой,
И словно под влияньем яда
В душе «раскинулся» застой.

Рыданья замерли от страха,
Понятно стало — всё — конец
Надежды все дождались краха,
«На жизнь одеть уже венец».

Он неподвижно на диване
В халате беличьем лежал,
Чтоб не тревожить чаще раны,
Подушки телом прижимал.

По виду и лица, и взгляда,
Сковал нечаянно испуг,
Воздушного впитала яда,
Вину почувствовала вдруг.

«Да, в чём могла быть виновата?
Что он больной, а я — жива,
К нему стремилась, бы;ла рада,
Такая выпала судьба!

Была какая-то враждебность
Во взгляде потускневших глаз,
А может, просто даже ревность,
Когда двоих увидел нас».

С сестрой поцеловали руки,
Обычный был обряд их встреч,
И он, скрывая даже муки,
Себя не думая беречь;

Затеял первым он беседу,
Но холодно звучала речь:
— Ко мне добралась ты по следу,
Себя и сына бы сберечь.

Хотя и голос был так нежным,
Но был он для неё чужим,
То не его был голос прежним,
Он угасал, похоже, с ним.

— Ну как теперь твоё здоровье?
Нельзя сей не задать вопрос,
Он задан был с большой любовью,
Он как бы сам в неё весь врос.

— Мой друг, сестрица дорогая,
Вопрос сей явно не ко мне,
Ответа, правды всей не знаю,
Мой доктор держит всё во тьме.

Промолвил это всё с усильем,
Чтоб ласковее был ответ,
Каким-то странным, новым стилем,
Одним лишь ртом ей слал привет:

— Спасибо, милый друг за встречу,
Что сына снова повидал,
Свалилось всё тебе на плечи
Ему ж понять всё — очень мал.

Княжна пожала князю руку,
Был как бы прерван разговор,
Ей видно, что терпел он муку,
Не слышать чтобы лишний вздор.

Уже всё стало ей понятно,
С ним что случилось за два дня,
Он даже говорил невнятно,
А взгляд — не трогайте меня!

Сквозила в нём вся отчуждённость,
Всего мирского, что вокруг,
Сам разговор терзала сложность,
И как бы замыкая круг.

С трудом воспринимал живое,
Не потому, что — не понять,
А что-то понимал другое,
Что не могли живые знать:

— Вот как бывает часто в жизни:
Как странно вновь свела судьба,
Не дав «семейной стать отчизне»,
За мною ходит — вот она.

Сказал он, тем прервав молчанье,
Направив на Наташу взгляд,
Уже сквозило в нём отчаянье,
Ему мешал досады яд.

Хотя смысл слов последних ясен,
Но как он мог сказать при ней,
Для чувств Наташи он опасен,
Ей в душу «набросав камней».

А ведь она его любила,
И он, видать, её простил,
В обоих, в них надежда жи;ла,
Но бог судьбу им изменил.

Он как бы оскорбил Наташу.
А значит, и не думал жить,
«Не доварил он в жизни кашу»,
Ему и нечем дорожить.

Но, исходя из всех приличий,
Он должен был сдержать себя,
«Потерян образ в нём девичий»,
Но всё же и её любя.

А значит, князь был в том уверен,
Что доживал уже он дни,
Ей как бы «отомстить намерен»
За все страдания свои.

Весь разговор стал столь холодным,
Как будто родственную связь,
Несвязным даже и утробным,
Не мог иначе сделать князь.

Он прерывался постоянно,
Не знали, что и говорить,
Всем вместе было так обидно,
Что князь не может больше жить.

Чтоб разговор вошёл бы в русло,
Продолжить жизненную связь,
И, чтобы не было столь пусто,
И оживился бы и князь;

Наташа заменила тему:
— Мари прибы;ла чрез Рязань;
Она как будто знала цену,
Чему Андрей отдал бы дань.

— Все говорят, Москва сгорела, —
— Сгорела — это очень жаль;
Опять молчание созрело,
И он смотрел куда-то вдаль.

Как вдруг он тему разговора
Сменил на жизненный вновь путь,
Чтоб в жизнь сестры вошла опора,
Одной ей трудно всё вернуть.

— Встречалась ты ли вновь с Ростовым, —
Он думал о её судьбе:
— Писал граф, был уже готовым
И даже мужем быть тебе.

Мари, ему ты полюбилась, —
Он как бы ей давал добро:
— Неплохо, если б ты открылась,
Пошла навстречу заодно…

Чудесная была бы пара…—
Нашёл слова он, наконец,
Своё желанье в виде дара,
Послал сестрицу под венец.

— Да, мы встречались вновь случайно…
Что говорить-то  обо мне —
Всё подтвердилось изначально…
— Но… он ещё ведь на войне…

Ответ её в спокойном тоне,
Скрывая в том свою всю страсть,
Наташе, чтоб «не быть в загоне»,
Но брат попал так точно, в масть.

— Ты хочешь повидать ли сына? —
Опять сменила разговор,
Для них с Наташей та картина
Звучала словно приговор.

— Он помнит все с тобою встречи,
Хотя ещё и очень мал;
Такой расклад Андрея лечит,
Чуть веселее даже стал.

Заметно даже улыбнулся:
— Его я видеть был бы рад,
В себя он вновь как бы замкнулся,
От вновь возникших в нём услад.

Сынок, испуганно смотревший,
На неподвижного отца,
И вид стал тоже онемевший,
Как глуповатого мальца.

Андрей поцеловал сынишку,
Не зная даже, что сказать,
Пред ним предстал уже парнишка,
Он на;чал что-то понимать.

Немым прощаньем эта сцена
Вновь возбудила в Марье плач,
И эта «жалостная пена»,
Сработала, как тот палач.

Княжна, залитая слезами,
Свершив прощальный поцелуй,
И мокрыми от слёз глазами,
Слезой, текущей в виде струй;

Она не в силах удержаться,
Слезами провожала «в путь»,
За жизнь не мог уже держаться,
С пути к могиле — не свернуть.

И этот плач — опять за брата,
Что сиротой остался сын,
В семью Болконских та утрата
Забила будто бы, как клин.

Он понимал всю тяжесть жизни
Своей неопытной сестры,
Жизнь без «семейной всей отчизны» —
Печальные вершить мечты.

Её надежда на Ростова,
Опять же — шаткий в жизни путь,
Хотя она к тому готова,
Война идёт, и жизнь сурова,
Ему возможна та же жуть.

— Не надо здесь мне плакать, Маша, —
Слова неслись сквозь чуждый взгляд:
— Такая жизнь вокруг вся наша:
Кому досрочно — принять яд.

Сынок в семь лет казался взрослым:
«Наташе дорог был отец»,
Умом он детским, но и острым,
Поняв, отцу пришёл конец;

Он уловил отца страданья,
Его к Наташе нежный взгляд,
Когда покинул зал свиданья,
К Наташе чувством был объят.

Застенчиво взглянув ей в очи,
К ней прислонившись головой,
Он с грустным чувством, между прочим,
Прижался к ней — «уже родной».

И лишь теперь полились слёзы…
Десаля стал он избегать,
Стал мысленно на всём серьёзе,
Наташу мамой ныне звать.

Княжна, поняв судьбу всю брата,
Отныне в помощь стал лишь бог,
Была молитвами объята,
Но бог стал тоже очень строг.