ПЕНА

Плещутся кроткие волны. Пылает вечернее небо.
Тонкой рукою прибрежную пену и глажу, и нежу.

Белая пена на чуждом песке умирает мгновенно.
Смутно, кругами, из дальнего детства всплывает легенда...

Дольше людей триста лет! — наслаждаются жизнью сирены.
Весело. Вольно. Ни жала софизмов. Ни язвы сомнений.

Сон бестревожен. Неведомы ярые распри с собою.
Жемчуг, янтарь ли, каменье ль стоцветное — бесперебойны.

Но лишь рассвет триста первого года над морем зардеет
блёкнут соцветия уст, золотые чешуйки тускнеют,

очи смыкаются наглухо, хвост замирает бессильно...
Вчуже — недвижную кладь исторгают родные глубины.

Вот уж и солнце, в обход свой спеша,
ее бегло задело —
взвеялись
плоть и душа
перелётною
пеною
белой...

Белую пену ласкают — так нежно! так бережно! — пальцы.
Медлят горячие капли, жгут вежды... Безудержно плачу.

Душу — о, столь краткосрочную! — бренной бедняжки сирены
жаль — о, невмочь! — человечьей душе моей
вечно
нетленной.