Адмиральский час

               

         Автор:Мартынов Леонид Николаевич

       (9 (22) мая 1905 года - 21 июня 1980 года) – русский поэт, журналист,
        прозаик, публицист.
 
Родился в Омске. Детство и юность Мартынова прошли в Омске. В отрочестве Мартынов читал много романтико-приключенческой литературы - А. Конан Дойль, Дж. Лондон, А. Грин; изучал географию и теологию, интересовался техникой и сибирским фольклором. Учился в Омской классической гимназии, но не окончил. В 1920 году примкнул к группе омских футуристов - художников, артистов и поэтов. С 1921 года начал печатать свои заметки в омской газете «Рабочий путь». Вскоре Мартынов отправился в Москву поступать во ВХУТЕМАС, где попал в круг близких ему по духу молодых ху-дожников русского авангарда, но из-за болезни и голода был вынужден вернуться домой. В 1932 году поэт был арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде. Ему приписали участие в мифической группе писателей - «сибирской бригаде». От гибели Мартынова спасла лишь случайность. В 1933 году он был отправлен в административную ссылку в Вологду, где жил до 1935 года, сотрудничая в местных газетах. После ссылки Мартынов вернулся в Омск и написал ряд поэм на тему сибирской истории. В 1939 году поэт издал книгу «Стихи и поэмы». Книга принесла ему известность среди читателей Сибири. В 1945 году в Москве вышла вторая книга Мартынова «Лукоморье». Она стала центральной в его творчестве. В ней поэт пытался на основе преданий возродить миф о Сибири как о некогда существовавшем счастливом царстве. В конце 1940-х в связи с выходом книги «Эрцинский лес» Мартынов подвергся журнально-газетной травле. Поэта обвинили в аполитичности и перестали печатать. Новые книги Мартынова начали выходить только после смерти И.В. Сталина. С начала «оттепели» до 1980 года было издано более 20 книг поэзии и прозы. Похоронен в Москве на Востряковском кладбище.

Адмиральский час
1
Парад. Толпы нестройный гул.
Бомонд вокруг премьер-министра.
"Шеренги, смирно! На к'раул!.."
Колчак идет, шагая быстро.
И помнишь - рейд. Республиканцы.
"Колчак, сдавай оружье нам!"
Но адмирал спешит на шканцы
Оружье подарить волнам.
И море страшно голубое:
"Жить, умереть, не всё ль равно?
Лети, оружье золотое,
Лети, блестящее, на дно!"
А после - Омск. И пыльный май.
Киргиз трясется, желт и глянцев.
Его узорный малахай -
Экзотика для иностранцев.
Моторов шум, торговцев крик…
Капризничают интервенты.
Коверкать английский язык
Пытаются интеллигенты.
Самарцы в каждом кабаке
Свой "шарабан" горланят хором.
И о "великом" Колчаке
Бормочет пьяный под забором.
2
Над зданиями флаги ярки,
Но город сер и немощен.
За кладбищем, в воздушном парке,
Французских аппаратов стон.
Идут белогвардейцев взводы,
Перекликаясь и шумя;
Сторожевые пароходы
Плывут по Иртышу, дымя.
Вот к набережной мирный житель
Спешит, сопутствуем женой,
Смотреть, как черный истребитель,
Шипя, вползает в Омь кормой.
Стремительный автомобиль
Сбегает с наплавного моста.
Соленая степная пыль
Покрыла город, как короста…
И всюду - беженская тля.
Сенсации ей надо громкой:
"Вечерний выпуск! Близ Кремля
Пристрелен Троцкий незнакомкой!"
"Мсье Нулланс царскую семью
Увез в автомобиле крытом" -
Так уверяет интервью
С архангельским митрополитом…
А в общем - гниль. Эсерский вздор.
Конец бы этому кагалу!
И вот крадется, словно вор,
Посол казачий к адмиралу.
О том узнавшие - молчат.
Лишь шепчут старые вояки,
Что волк морской степных волчат
Готовит к предстоящей драке.
3
А в "Люкс", "Буффало" и "Казбек"
И в залы дорогих гостиниц
Глядит прохожий человек
С таким же чувством, как в зверинец.
Возможен ли народный гнев,
Дерзнут ли выступить повстанцы,
Когда туземок, опьянев,
Взасос целуют иностранцы?
Таков неписаный закон!
И коль француз угоден даме,
То русский хоть и возмущен,
Но удаляется задами…
Жара. И в дорогих мехах
Сопят красотки, как зверухи.
Делец хлопочет, впопыхах
Жилет не застегнув на брюхе.
Купить-продать он всё готов:
Валюта, спирт, медикаменты,
Не покупает лишь домов,-
Спокойней есть апартаменты.
Какие? - Например, экспресс.
Вы помните судьбы уроки?
В Самаре сел, а после слез
Ну, скажем, во Владивостоке…
Ах, стала б Хлоя в этот час
Беспутнее, чем Мессалина!
Ведь плата страсти: первый класс
От Омска прямо до Харбина.
А те, кто, честью дорожа,
Удобный пропускают случай,
Пусть путешествуют, дрожа,
В теплушке вшивой и вонючей.
4
Вот юноша (неловок он
В шинели длинной, офицерской),
Насилует здоровый сон
Он по ночам в таверне мерзкой.
Но юноша идет туда
Не пить и не забавы ради -
Поэтов сонных череда
Там проплывает по эстраде
И песенка у всех одна -
Читают медленно и хмуро,
Что к гибели присуждена
Большевиками вся культура…
Вот девушка, она мила.
Из Мани превратилась в Мэри.
Она присуждена была
Чекой Московской к "высшей мере".
За что? - Не всё равно ли вам!
И тень на личике невинном:
Она недоедала там
И… торговала кокаином.
Теперь: наряды, хлеб в избытке,
Театр, купанье в Иртыше,
Наикрепчайшие напитки
И жуть какая на душе.
5
Но алый пламень не погас,-
Он в хижинах мерцал нередко.
Угрюмых слов и дерзких глаз
Не уследила контрразведка.
И ночь была, и был мороз,
Снега мерцали голубые,
Внезапно крикнул паровоз,
Ему ответили другие.
На паровозные гудки
Откликнулся гудком тревожным
Завод на берегу реки
В поселке железнодорожном.
Центральный загудел острог.
Был телефонов звон неистов:
"Приказ: в наикратчайший срок
Прикончить пленных коммунистов!"
И быстро стих неравный бой.
Погибла горсть нетерпеливых.
И егеря трубят отбой.
У победителей кичливых
Банкеты, речи и вино.
И дам, до ужасов охочих,
Везет гусар в Куломзино
Смотреть расстрелянных рабочих.
6
Был день последний бестолков.
"Падет ли Омск?" - кипели споры
Пьянчуг, а внутрь особняков
Уж заглянули мародеры…
А вечером, часам к восьми,
Просторы степи стали мглисты,
И, чтоб под Омском лечь костьми,
Вооружились гимназисты.
Но мягким снегом замело
Иртышский берег - поле боя.
И боя не произошло.
Без боя отдали былое.
Киргиз-погонщик закричал,
Затерянный в лохмах метели.
И, потянувшись на вокзал,
Обозы четко заскрипели.
Бегут вассалы Колчака,
В звериные одеты шкуры,
И дезертир из кабака
Глядит на гибель диктатуры.
Морозным утром город пуст.
Свободно, не боясь засады,
Под острый, звонкий, снежный хруст
Вступают красные отряды.
Буржуй, из погреба вылазь!
С запасом калачей и крынок,
Большевиков слегка страшась,
Идут молочницы на рынок.
Обосновавшись у лотка,
Кричит одна, что посмелее:
"Эй, красный, выпей молока,
Поди-кось нет его в Расее!"
   
      1924 год