Рассказ пятый - Матильда

Майн Штейтелэ, Аутодафе

Рассказ пятый - “Матильда”

«Мужчина женится  один раз, а потом нон-стоп влюбляется в других женщин». Я женился на Матильде, когда мне было пять лет. Но она не знала. Впрочем  и я об этом не знал..

Потому как любовь  с первого взгляда надо скрывать.  Мой первый взгляд  отразился в ее глазах на небольшой детской площадке неподалеку от улицы, которая карабкалась мимо русской школы #2, вверх, среди одноэтажных домишек, палисадников, виноградников и кукурузных полей. Она заканчивалось возле МТС - машино тракторной станции.  Внизу, в начале улицы, с правой стороны, стояла бывшая православная церковь. Возле церкви, расположилась детская площадка. Там на песочной клумбе строила пирамиды Матильда. И там я её увидел. Я не сказал и не показал виду, что она мне нравится. Я еще не знал, что эта маленькая  загоревшая  девочка одетая в цветные штанишки и такую же курточку, будет время от времени, но постоянно, смущать мои мысли. Ее зеленые глаза уже тогда, обещали сладкие минуты и большие огорчения. Матильда строила египетские пирамиды, набирая песок в ведерочко и опрокидывая его дном вверх. Мне очень нравились эти пирамидки, хотя они были весьма несостоятельные: сухой песок не выдерживал испытание временем. Через два месяца лето кончилось. Детскую площадку убрали. Я больше Матильду не видел.    
      
Прошло два года. Сине-желтым ясным сентябрьским утром, мы стояли на линейке перед главным входом  в белое здание, которое недавно отдали под школу. Мы стояли и ждали, когда нас пересчитают и разведут по  классам. Сказать, что мы были очень рады или возбуждены, я бы не сказал, но любопытство конечно присутствовало. Кто-то произнес  речь. Наверно это был директор школы. Потом еще кто-то, из Райкома. Наконец, к нам подошла женщина средних лет и повела нас, робких гусят, к главному входу.   Тут к моему удивлению и восторгу, я увидел ту девочку с зелеными глазами. Это была уже семилетняя барышня. И конечно же, она меня не узнала. Хотя может быть и узнала. Барышня была одета в коричневую школьную форму с отглаженным  белым воротником и накрахмаленными манжетами. В руках у нее разместился скромный осенний  букетик. Нас завели в класс и рассадили по партам. Начался первый  в нашей жизни школьный урок.

Сережа Кузьмин или по-просту - Кузя, был угловатый   крупный петербуржец. Его предки относились к мещанскому сословию. Кузя хранил итальянские галстуки в недавно приобретённом холодильнике ЗИЛ. Он отдал за них бутылку водки пьяному гражданину Финляндии. Интурист получил пол-литра, Кузя - три итальянских  галстука. Придет скоро время и он, закончив железнодорожный факультет строительного института, уедет в город Рени. Там лейтенант Кузьмин будет строить мосты и военные понтоны.

Его мать, Елизавета Петровна, тоже была крепко и весьма угловато сложена.  Если бы кто-то поглядел на неё сзади, то мог бы подумать, что это  широкая лопата, которой дворники убирают снег, вдруг заимела свою личную жизнь и сейчас проживает по адресу Фонтанка 17, квартира 6.

Квартира номер 6, напоминала порванный чёрный чулок рано состарившейся молодой женщины. К чулку зачем-то присобачили три большие комнаты. Каждая  комната обладала окном, выходящим в глубокий колодец, внутренний двор. Солнечный свет не имел никакого представления о существовании такой субстанции, и посему, никогда туда не заглядывал. Колодец был невинно чист, холоден и безучастен. И еще. Он был целомудрен. Его рассматривало множество глаз, но ему, оно, это внимание, было по-барабану. Впрочем, ему само бытие человеческое тоже не мешало. Он ведь представлял из себя заасфальтированный неодушевлённый предмет. И, как таковой, с духовными мирами человеков никоих связей не имел. Вот дожди и снег его волновали.

Кузе нравилась Таня. Он ее встретил на танцплощадке. Таня вскоре покинет южный город Рени и  приедет к Сереже в северную столицу. Она воспримет Кузьмина, как насадку на крючке, на которую клюнет ленинградская прописка.  Вряд ли Таня сильно любила Кузю. Ведь она ушла от него через несколько  лет после рождения первого и единственного ребенка. Это был мальчик, которого назовут Сережа. Когда Сережа  вырастет, он примется шить спортивные комбинезоны и купит поддержанную немецкую иномарку красного цвета.

Галстуки  долго и скромно висели  по соседству с молоком, сметаной и докторской колбасой.  Кузьма их никогда не носил. Эти галстуки напоминали ему о жизни с Таней. Именно в той жизни я встретил Кузю и его друга и соседа Сашу Гуссальского.

Гуссальский был сыном Героя Советского Союза, который во время войны командовал штрафным батальоном. Он, и понятно почему, был беспробудным пьяницей. Гуссальский старший командовал батальоном до тех пор, пока в батальене не осталось солдат. После чего его обвинили в предательстве и отправили в товарном вагоне поближе к Воркуте, искупать вину перед родиной и душами солдат штрафного батальона.

Мама Саши исполняла популярные оперные арии в кинотеатре Великан в сопровождение небольшого оркестра до и после киносеансов. Руководил оркестром далекий родственник Гриши Давидзона. Но это было давно и неправда. Сам Саша своего отца не помнил. Тот из Воркуты не вернулся. Именно Саша Гуссальский сыграет ведущую роль в моих будущих отношениях с Матильдой. Это он , кто не остановит меня, когда я рванусь на красный свет.

Жизнь человека это черточка между днем рождения и днем смерти. Что, в принципе, можно сказать буквально обо всех великих, и не очень, людях. Так, например, в черточке Клеопатры  VII была любовь Юлия Цезаря и Марк Антония. Оба сильно увлеклись  Клеопатрой, но в разное время. И, что вы думаете? И Юлий, и Марк Антони кончили свою жизнь весьма плачевно. Черточка, или тире, штука субъективная. У кого-то длинная, у другого - короткая, а у третьего - средняя. И никто не знает, какая ему досталась. А когда узнает, то будет поздно. И времени осознать и осмыслить уже не останется. Когда бабка Лиза, то есть Елизавета Петровна, осознала, что вторая дата уже тут, она естественно возмутилась, поскольку не успела доварить суп из сухих снетков. Ее традиционную отвратительную похлебку. Она попросила отсрочку, но ей в ней отказали. И потому она ушла из жизни абсолютно неудовлетворенной.

Кузя служил в армии, а я жил  в его комнате.  Елизавета Петровна не возражала. Да и не могла. Это была Кузина комната.

Мы все уходим неудовлетворенными. Но каждый по-разному и наша индивидуально выбранная судьба тому причина.

Игольное ушко - это угол улицы Герцена и Невского проспекта. Оно не очень-то узкое ушко, но тогда таким мне казалось.

Тем летом в кинотеатре «Великан» крутили Феллини.
Мастроянни и Софи Лорен –
два таких разных мужчины... Но оркестр между сеансами уже  не играл.

Я висел на шпиле Адмиралтейства, ожидая естественного конца. Было ли мне страшно?
Не знаю, я был ужасно молод.
И, конечно, глуп, и стеснялся римского носа, не зная, что он нравится слабому полу.

Да, это был странный летний день. Время после обеда... Что-то в синем костюмчике протиснулось  сквозь ушко иголки.

От злости, взъевшись на постоянную неподвижность
светофора, кто-то затеял автомобильный скандал. У светофора налилась кровью стеклянная рожа.

Я подумал: «Матильда» и прыгнул за синим костюмчиком
прямо в игольное ушко. Прыгнул  на красный свет и под колеса.

Красный свет угрожал автомобильным мародёрством.... ша… шуршали шины...

Саша  Гуссальский остался где-то позади. Он потом долго на меня обижался. Непонятно за что.

Я догнал синий костюмчик и пристроился рядом. Я шел и нес какую-то несвязную белиберду, сам не понимая ее смысл и значение. Костюмчик слушал и удивлялся: откуда свалился и привязался к ней этот худой с копной черных волос, болтливый студент. Но убежать от него было некуда.

Вечером студент стоял на Сенной площади. Она же площадь непонятного почему и для кого Мира. Ждал сорок минут и думал:: «Как я сумел прямо со шпиля пробраться сквозь ушко иголки?».

Она пришла и тогда я понял.
Это не Матильда. Матильды исчезла.   Растаяла в стакане молока белесого летнего петербургского вечера.   И я не чувствовал никаких угрызений совести.

В усадьбе француза, графа Флегонт все уже почивали.
И барин, и крестьяне.
Звезды величиной с лимон, втихаря за мной наблюдали.
Боялись, что я кого-то обижу.

Отстукало сорок пять лет
Заезды  похудели, но по-прежнему ведут слежку.

Крепостные барина, да и сам граф,  о них  ничего не знали.

Была поздняя осень. Скорый поезд Москва-Брест заспешил на запад. Потом другие поезда подхватили нас и довезли до Варшавы и Вены. Наконец, под покровом темноты, ночью, громадный Боинг 747 взлетел по направлению к Средиземному  Морю. Там, на Земле Обетованной, началась другая жизнь. Был ноябрь 1973 года. Только кончилась война. Что-то осталось позади. Что-то ждало в ближнем и далеком будущем.

«Может я сумею навестить заповедник Вирунга?», - думалось мне. «Побеседую с шаманом. Поднимусь по склону вулкана к Джерри, молодому лидеру горных горилл. Угощу его фруктами и кока-колой. Может быть найду калитку  в Райский сад, съем  яблоко… может быть… все может быть…  а может и не быть…».

«Matilda, Matilda, Matilda … to take me money and run Venezuela…», - пел Гарри Белафонте его лучшую песню в стиле Calypso. 

В небе, над бывшим местечком, висел огромный желтый комбайн. Голубой свет его фар отражался бесконечностью моих фантазий.

https://m.youtube.com/watch?v=WnB8bnFQF_s


9.5.23

—————————————-

Mein Shteitele, Auto-da-f;

 The fifth story - "Matilda"

 "A man marries once, and then non-stop falls in love with other women."  I married Matilda when I was five years old.  But she didn't know about it.  However, I didn't know about it either.

 It was love at first sight.  And my first glance was reflected in her eyes on a small playground not far from the street, which climbed past Russian School #2, up among one-story houses, front gardens, vineyards and cornfields.  It ended near the MTS - machine and tractor station.  Below, at its beginning, on the right side, there was a former Orthodox church.  Near the church, there was a playground, where on a sand bed, Matilda built pyramids.  And there I saw her.  I didn't say or show that I liked her.  That this little swarthy girl, dressed in colored pants and the same jacket, will from time to time, but constantly, confuse my thoughts.  Her green eyes even then promised sweet moments and great sorrows.  She built the Egyptian pyramids by collecting sand in a bucket and tipping it upside down.  I really liked these pyramids, although they were very poor: dry sand did not stand the test of time.  Summer was over in two months.  The playground has been removed.  I never saw Matilda again.
      
 Two years have passed.  On a blue-and-yellow clear September morning, we stood on a line in front of the main entrance to a white building that had recently been given over to a school.  We stood and waited to be counted and taken to the classroom.  To say that we were very happy or excited, I would not say, but of course curiosity was present.  Someone said something.  It must have been the principal of the school.  Then someone else, from the District Committee.  Finally, a middle-aged woman came up to us and led us, timid goslings, to the main entrance.  Then, to my surprise and delight, I saw that girl with green eyes.  She was already a seven-year-old young lady.  And of course she didn't recognize me.  Although she may have known.  The girl wore a brown school uniform with a pressed white collar and starched cuffs.  In her hands was a modest autumn bouquet.  We were led into the classroom and seated at our desks.  The first school lesson in our life began.

Serge  Kuzmin, Seryozha, or simply Kuzma, was an angular, large Petersburger.  His ancestors belonged to the bourgeois class.  Kuzya kept Italian ties in a recently purchased ZIL refrigerator.  He gave a bottle of vodka to a drunk Finnish citizen. Fair exchange. Foreign tourist  received half a liter, Kuzya - three Italian ties.  The time will come soon and he, after graduating from the railway department of the construction college, will leave for the city of Reni.  There Lieutenant Kuzmin will build bridges and military pontoons.

His mother, Elizaveta Petrovna, was also strongly and very angularly built.  If someone looked at her from behind, they might think that this is a wide shovel, with which the janitors remove the snow, suddenly had her own personal life and now lives at Fontanka 17, apartment 6.

 Apartment number 6 looked like the torn black stocking of an early young woman.  For some reason, three large rooms were added to the stocking.  Each room had a window overlooking a deep dry well - a courtyard.  Sunlight had no idea of the existence of such a substance, and therefore never looked into it.  The well was innocently clean, cold and indifferent.  And further.  He was chaste.  Many eyes examined him, but for him this attention did bot exist. Any human existence by itself was also of no interest. After all, he was a paved inanimate object.  And as such, he had no connection with the spiritual world of man.  Only the rain and snow worried him.

 Kuzma liked Tanya.  He met her on the dance floor.  Tanya will soon leave the southern city of Reni and come to Seryozha in the northern capital.  She will perceive Kuzmin as a bait on a hook, on which the Leningrad residence permit will bite.  It is unlikely that Tanya loved Kuzya very much.  After all, she left him a few years after the birth of her first and only child.  It was a boy who will be called Seryozha.  When Seryozha grows up, he will start sewing sports overalls and buy a used red German foreign car.

 Ties hung modestly and long next to milk, sour cream and doctor's sausage.  Kuzma never wore them.  These ties reminded him of life with Tanya.  It was in that life that I met Kuzya and his friend, neighbor Sasha Gussalsky.

Gussalsky was the son of a Hero of the Soviet Union, who during the war commanded a penal battalion.  He was also, and understandably so, a heavy drinker.  The Hussal senior commanded the battalion until there were no soldiers left in the battalion.  After that, he was accused of treason and sent in a freight car closer to Vorkuta, to atone for his homeland and the soldiers of the penal battalion.

 Sasha's mother sang popular arias at the Velikan cinema accompanied by a small orchestra before and after screenings.  The orchestra was led by a distant relative of Grisha Davidzon.  But that was a long time ago and not true.  Sasha himself did not remember his father.  The one from Vorkuta did not return.  It is Sasha Hussalsky who will play a leading role in my future relationship with Matilda.  It is he who will not stop me when I run a red light.

 A person's life is a dash between the day of birth and the day of death.  Which, in principle, can be said literally about all the great and not so great people.  For example, in the dash of Cleopatra VII was the love of Julius Caesar and Mark Antony.  Both strongly loved Cleopatra, but at different times.  And both ended their lives very badly.  A dash is a subjective thing.  Someone has a long one, another has a short one, and a third has an average one.  And no one knows what he got.  And when he finds out, it will be too late.  And there will be no time left to understand and comprehend.  When Grandma Liza, that is, Elizaveta Petrovna, realized that the second date was already here, she was naturally indignant, because she did not have time to cook the soup from dry smelts.  Her traditional disgusting stew.  She asked for a delay, but she was denied.  And so she left life completely unsatisfied.

 Kuzya, the other spelling of Kuzma, was in the army, and I lived in his room.  Elizaveta Petrovna did not object.  Yes, she couldn't.  It was Serge’s room.

 We all leave dissatisfied.  But everyone is different and our individually chosen destiny is the reason for this.

 The eye of the needle is the corner of Herzen Street and Nevsky Prospekt.  It is not a very narrow eye, but then it seemed so to me.

 That summer, Fellini’s films were playing at the Velikan cinema.
 Mastroianni and Sophia Loren,
 two such different men and women… But the orchestra no longer played between screening  of sessions.

 I hung on the spire of the Admiralty, waiting for the natural end.  Was I scared?
 I don't know, I was terribly young.
 And, of course, stupid, and shy of the Roman nose, not knowing that the weaker sex likes it.

 Yes, it was a strange summer day.  Time after dinner ... Something in a blue suit squeezed through the eye of a needle.

From anger, rising to constant immobility of traffic light, someone started a car scandal.  The traffic light’s glass eye was filled with blood.

 I thought "Matilda" and jumped for the blue suit, straight into the eye of a needle at a red light and under the wheels.

 Red light threatened car looting.... sha... rustled tires...

 Sasha Gussalsky was left somewhere behind.  He then took offense at me for a long time.  It is not clear why.

 I caught up with the blue suit and started to walk next to her. I walked and carried some incoherent rubbish, not understanding its meaning and significance myself.  The suit listened and wondered: where did this thin, talkative student with a mop of black hair fall off and attach himself to her.  But there was nowhere to run from him.

 In the evening, the student stood on Sennaya Square.  It is also the plaza of the Peace, which was not clear why and for whom.  I waited forty minutes and thought: “How did I manage to get straight from the spire through the eye of a needle?”

 She came and then I understood.
 This is not Matilda.  Matilda is no more.  And I didn't feel any remorse.

 In the estate of the Frenchman, Count Flegont, everyone was already resting.
 And the master, and the peasants.
 Stars the size of lemons were quietly watching me. They were afraid that I would offend someone.

 Forty-five years have passed by.
 The stars lost weight, but they're still spying.

 The serfs and, indeed, the Count himself, did not know about these stars.

 It was late autumn.  The fast train Moscow-Brest hastened to the west.  Then other trains picked us up and took to Warsaw and Vienna.  Finally, under the cover of darkness, the huge Boeing 747 took off towards the Mediterranean Sea.  There, in the Promised Land, another life began.  It was November 1973.  The war has just ended.  Something is left behind.  Something was waiting in the near and distant future.

 “Maybe I can visit the Virunga Reserve?” I thought.  "I'll talk to the shaman.  Climb the slope of the volcano to Jerry, the young leader of the mountain gorillas.  I'll treat him to fruit and Coca-Cola.  Maybe I’ll find a gate to the Garden of Eden, eat an apple ... maybe ... everything can be ... or maybe not ... ”.

 "Matilda, Matilda, Matilda ... to take me money and run Venezuela ...", Harry Belafonte sang his best song in the style of Calypso.

 In the sky, over the former shtetl, hung a huge yellow harvester.  The blue light of his headlights reflected the infinity of my fantasies.

https://m.youtube.com/watch?v=WnB8bnFQF_s



5.11.23