Скомканый вакуум

Абсолютное одиночество похоже на невесомость, но это важно не особо, а пока в мирке криво нарисованном
Я ничтожеством изничтоженным претерпевал на совесть и в себе сдерживал всю свою злость да гореть.
Спустя сонмы событий истрепался календарик, в нём вырван весь сентябрь,
А на мартовских листах свой расписал словарик для песнопений под макабр
Что на костях моих, но я исполняю сабр.

Прибрёл обратно к неисчислимой точке невозврата, и не отличу: это моё прошлое аль Тартар?
От такой ноши ломались бы атланты, и пройдя сквозь тьму заклятую, не понимаю кем я стал: Данко или Данте?!
Но поступью тупой путь продолжаю в ритмике анданте,
И тантры ради писаны мои мантры из квадратов янтры, конвертирую тебя в буквы чтобы почувствовать снова рядом.

Точки опоры когда-то были болевыми, подъём-переворот игры и выход силовой на морально-волевых.
Боец невидимого фронта с различных личностей ротой, первая звезда Тартара - актёр погорелого иммерсивного театра, пока гнулись раком продавая сраки гвозди программы,
Боевые стойки с шеренгами шотов, от сражений отрешённый как за щитом скрывшись за шторой.
Сжимаю перебитыми пальцами сердце сведёное судорогой от того что мы сведены судьбой-дурою,
Свёл с себя все чернила просочившиеся, и с ума сведённым страдания со стонами свёл в FL Studio.

По Неве или по вене: вы воперьте, мне - до фени, уж лучше прахом по ветру, я проверил.
В раз который мир мой рухнет в раскадровке вдруг, я хоть и Сиротка Бруклин, но "мне прощает мой рассветный Петербург".
Из "Страны Садов" в "Страну дождей", путь лежит меж страданий адовых и каждодневных кутежей.
Боль утаивая в самом сердце своего Болитария, лабиринты мерзких тварей серпентария разветвляя я восприятие себя затрудняю.

Испепелил вместе с тримом всё время мира, отстраняя триггеры - водник майна-вира,
А твердь подо мною расщепляется и крошится, стены больше не давят, ведь разложены.
Мне кажется Ад выглядит именно так: всё тёмно-серо, нет пространства и тотальная глухота,
А все остальное под плотью: истязания, пекло, инфернальная хтонота.
Прочаёвничал четыре вечера на кухне, откормил черновики что те утопцами набухли,
И пока за окном чернела преисподняя я из чрева посредством кесарева сечения вырезал нечто чужеродное.
По ощущениям напоминает...