на краю пропасти

тело проговорило свое страдание
и исчезло, ведь оно было и сыростью,
и слякотью. тема длани просто канула в
быт, и отблески надежды витали средь
чертогов. тварный блеск исчез в полости,
и глаза наполнились светом, мраком наполнились губы.
только сердце зияло над небом, и колокол
серебрил листы, когда падчерица упала в кратер.
тесьма сочинила куплет,
корабль отплыл в ничто, стужа
спеленала тишь, ругань открыла око.
спетая грань колебала знаки,
точеная линия пекла частицы,
урны блекли в конверте,
треугольники пили из трущоб.
пение оглашало просторы,
крайний крен стискивал тлен в отчаянии
и в радости, ведь где восторг,
как не на краю пропасти?

свиток упал в руку,
и тарелка отделилась от ложки,
когда посыпалось море вещей,
и ситец поблек на окраине стеллажа.
стелька размякла и край хребта перекосился
от лопасти. мясо снега вывернулось
и грубая ткань вошла в слово. тварная радость
всыпала горсть лилий в рот,
и косо посмотрел телевизор,
который не знал, где прорубь для стакана.
тропы вели в никуда, ведь опыт мрака был един.
тело смывалось в утробу.
на корточках пасся припадок совершенства.
тело прикидывалось спящим,
и убранство пополнялось исчезновением литургии.
казнь слова свершилась в один миг - лилово,
блаженно, благословенно. благословение посетило
звезды, и они поникли, когда к ним пришли горькие уста.
тело размякло, исчезли и уста,
и очи. кони двинулись в суму,
рубины отрезали кусок ткани,
круча свершилась в один миг. рубящие длани
открыли кошелек, и толк завершился делом.
свет спешился и поделился исчезновением со своим телом,
когда в плач двинулись руки.
свесилась и буква,
и слово, и ткань. которая знала,
что такое припадать к стопам.
тлен обуял и каторгу,
и мирное пастбище.
козни совершили побег из ниши,
и мачты закачали свет в позднее величие.