Кукла наследника Тутти

Кукла наследника Тутти, с белой фарфоровой кожей,
Ей золоченые прутья, стали свободы дороже.
Век не видать вольной воли, стелется низко туман,
Радости нету и боли, куклам не ведом обман.

Кукла с фарфоровой кожей, стало быть, точно мертва.
В спальне дворцовой есть ложе, где почивает она.
Там, на воздушных перинах, белей, чем сама белизна,
На смятых шелках и поплинах, ночи проводит без сна.

Быть для кого-то игрушкой, – та еще роль и забава.
Плачет кукла в подушку, / а на людях – величава /.
Вспышкой – ночные зарницы, в спальне – покой и прохлада.
Кукла смыкает ресницы, птицы поют серенады.

Век не видать воли вольной, ночи плетут кружева.
И кажется – все довольны. Все живы. А кукла – мертва.
Ненавистны стали ей нитки, привязанные к рукам.
И кукла исправит ошибку, изрезав их точно в хлам.

На утро проснется наследник, а куклы – и след простыл.
И будет визжать советник, и станет белей белил.
И солнце для них померкнет, и станет немилым свет.
И кто-то там будет свергнут, а кто-то возьмет пистолет...

А кукла, в воздушном платье, махнет на прощанье рукой,
Всей этой роскошной знати, оставшейся там, за рекой,
А куклу наследника Тутти, не растерзает зверьё,
Везде где есть клетки и прутья – не будет, отныне, её.

Кукла наследника Тутти – лучшая в тираже...
Косы – снопы золотые, платье – папье-маше...