С чего начинается родина-10

Победителям 9 мая 1945 г. сказали, что с войной они закончили счеты и через всю страну повезли на войну с Японией. Прошли через "непреодолимый" Малый Хинган. Василий успел сплести три корзины. На этом для него все завершилось. Япония капитулировала. О тех корзинах он вспоминал каждый раз, беря в руки медаль "За Победу над Японией". Живого японца он до конца своих дней так и не увидел. Месяца через два от впервые увидел сына Виктора, который прятался от отца за мамой.

Достроили хату. Но пришел год 1947. Сталинский план преобразования природы. Лесопосадки разгородили поля, на месте хуторов также решили посадить лес. К началу 1948 г. требовалось отчитаться об этом.
В конце декабря к хате подъехал представитель НКВД и приказал срочно складывать все в телегу. Пацанов шести и девяти лет в первый рейс решили не брать. К телеге привязали корову. Мама взяла на руки младшего сынишку, Виктора, и козочку. Так обоим теплее.

Этот момент Виктор не запомнил. Это со слов мамы. А вот как козочка согревала его на холодной печи, запомнил на всю жизнь. Звали ее Зиной. Вредная была. Слушалась только самого младшего хозяина. Ему еще не было четырех лет. Он прятался в канавке, а Зина, осмотревшись по сторонам, быстро бежала домой. Окликнутая маленьким хитрецом, подбегала и изображала радость всеми возможными способами. Четырехлетний пацан не только пас ее, но и поил. Но больше всего им обоим, наверно, запомнилось то, что они согревали друг друга на холодной печи.

Вот каким запомнилось Виктору то время. О нем было написано такое стихотворение:
 
Не жалует сегодня на стихире (стихи.ру)
Ценитель рифмы «роз – мороз».
Смopозите, «замочит и в сopтире».
Проверен временем прогноз.
 
Мне больше трех. Сижу на печке детства.
В углу на потолке мороз.
Голодный год оставил памяти в наследство
Колючий куст горелых роз...
 
В заснеженном окне кусочек неба,
Отец с ружьем от зайчика принес
Обледенелый сладкий ломтик хлеба,
И мне завидовал наш пес.
 
Подарок – хвостик заячий – достался.
Спасибо! Дедушка Мороз!
Пушистый теплый лисий хвост болтался
На ветке у горелых роз.
 
Из теплой печки пахло вкусно зайцем.
Кудесник Дедушка Мороз?
Казалось, машет озорник мне пальцем
Из-за кустов все тех же роз.
 
Красивостью горбатых на стихире
Тoшнит от рифмы «роз – мороз».
Рифмуется в натопленной квартире
«Мороз» с бессмысленным «склероз».
 
Свирепствует, безумствует сирокко*,
Всепоглощающий гламур**,
Средневековьем вздыбилось барокко***
Из стилистических фигур.
 
Модерн? Да, нет! Подобие искусства.
Смог от пожарищ в небесах.
Коробящий образчик стихоплутства.
Пустопорожность. Словеса.
 
*Сирокко – средиземноморский ветер (скорость до 100 м/сек), вызывающий нервные расстройства. Согласно легенде, преступления, совершенные во время сирокко, прощались, так как они совершались в состоянии безумия.
**Гламур – роскошный стиль жизни, внешний блеск, замещающий реальность мифологической убежденностью. Праздность, наглядное потребление того, что представляется лучшим, хотя оно не подтверждено реальными критериями.
***Барокко – стиль аффектов, величия и пышности, совмещения реальности и иллюзии, где человек, по выражению Паскаля, что-то среднее между всем и ничем.

Для полноты ощущений приведу еще одно стихотворение, форму которого не одобряют современные поэты, имеющие литературное образование. Другое дело... люди старшего поколения, которые ни одного дня в школу не ходили. Им важно содержание.

Это – мой сон
Наполовину…
Мама и я
Вместо коня…
Мама моя.
С нами кручина…
Я – и пацан,
Я – и мужчина…
Мамы ладонь...
Вечный огонь…
Пост у огня…
Стоит он не зря!
 
Войны всегда
Отцов половинят…
Спят вечным сном
Порой на чужбине…
В крыше звезда,
Сарай без скотины…
Всюду руины.
Бандам малина.
Гулкий вокзал –
Бандам причал.
Чуть зазевал,
Груз полегчал.
 
Манят меня
В снегу всё оконце
И на стекле
Мороза седины…
Мама моя
Задолго до солнца,
До самого донца,
Войны кляня,
Будит меня
Ни свет, ни заря…
Мама моя –
Раба в Украине.
 
Пил молоко
Козы нашей Зины,
Масло несли
Всегда на продажу.
Эх! Хорошо б
Яйцо из корзины...
Хочется, но…
Опять же…
Туда же…
Смерть без вины.
Стон тишины.
Жизнь без цены.
Окоп у сосны …
 
Из глубины
Осень весны.
Дети войны
Осуждены,
Обручены
С лямкой мошны…
Чьи-то штаны
Малой длины…
Судьбы полны
Горем войны.
Гитлер подлец –
Сын Сатаны.
 
Мы – храбрецы.
Мы – сорванцы.
Где ты, отец?
Детству конец.
Степь Украины.
Костыль и руины.
Вместо коня
Пашем поля
Мама моя,
Мама и я…
 
Это - мой сон
Наполовину…
Мама и я
Вместо коня…
Вместо коня
Мама и я...
Мама и я...
Вместо коня.
 
ПОЧЕМУ Я АТЕИСТ?
 
Что запомнил о войне?
Был счастливым в детстве?
Одинокий гриб на пне,
За плетнём соседским.
Как солдат пришёл с войны,
Нет ни дома, ни жены
Только пепелище.
Люди полунищи,
Можно на кладбище,
И везде ворище.
 
А я в дырочку в окне
Горы вижу на луне
С думою: согреться.
Думал даже о вьюне.
Дай мне, вьюн, погреться
Рядом на сковороде!
А иначе, Боже, где?
Ближе, козлик, ляг ко мне!
Ты прислал морозы
И калекам слёзы?
 
А зимою о весне,
О цветущей вишне
Мне привиделось во сне.
Где же ты, Всевышний?!
Ты не видишь? Я замёрз!
И поесть нелишне.
Ты не видишь женских слёз,
Что с войны без мужа?
А на печке стужа!
 
Я не верю, что Ты есть
Самый прехороший,
Раз не можешь уберечь
От несносной дрожи.
В чём я провинился?
А война тебе зачем?
Люди с думой о зерне…
Засыпают на рядне.
Я зачем родился?
Может, СТОП! сказать брехне?
 
С тех времён я атеист.
Скажешь, я душой не чист?
Нееет! Религия – то свист!
Нет религий, Бог, во мне,
Если мир горит в огне,
Человек лежит на дне,
Горе топит он в вине
С горькой думой о блине!
Места нет богам во мне!
 
Виктор услышал о Боге еще до школы на кладбище. Женщина молилась. Бога о чем-то просила и прославляла. Какой он хороший, рассказывала. На детский вопрос Виктора, кто приносит горе людям, она назвала его богохульником. Умнее придумать ничего не могла. А вопросом... если Он все создал и все по воле Его, то все зло тоже по воле Его, ребенок чуть не добил старушку. Впрочем, сегодня тоже все верующие ничего умного на этот счет сказать не могут. Вера отшибает у них мозги. Они отказываются логически мыслить. Они способны только верить. Как же так? Через пол века Виктор написал:
 
Всевышний право выбора всем дал?
Одним – убийцей быть?
Другим – невинно убиенным?
Одним – от горя выть?
Другим на горе то взирать со скал
И первого считать презренным?
Давить детей невинных, как удав,
И незабвенным слыть,
Построив мир криминогенным,
В нём проявляя прыть
Лишь ради вожделеннейших забав?
И Ты, ГОСПОДЬ, – Благословенный!?
Предельно буду откровенным
И даже очень дерзновенным
(И скажут пусть – несовременным
И апокрифом отреченным).
Скажу Тебе я непременно
С любовью к людям незабвенной
Не раз, не два, а неотступно:
– Такой Ты, Боженька, – преступник!
 
ВСЕВЫШНИЙ! ВОЙНЫ ПО ВОЛЕ ТВОЕЙ?
 
Войны бедой безразмерной всегда
Дружат с могилой, жестокой руиной...
Дом без хозяев, сарай без скотины,
В крыше звезда, с братом вражда,
Слёзы любимых, смерти невинных...
Радость убийцам и подлым шутам
Скорби, печали, объятья кручины,
Стоны в подвалах безногих, беспалых,
Деться куда? Жизнь не свята?
Лица усталых – старых и малых…
Ты – Вседержитель? Тебе всё подвластно?
Боже! Взираешь на мир беспристрастно?
Или внутри Ты – есть изверг ужасный?
Волей Твоей с ликом зверей
Мир пред Тобою? Та, что с косою?
Всевышний? Мира такого творец?
Ты – Благодетель? А кто же – подлец
По воле Твоей?
 
Конечно, дошкольник не мог выражаться в такой форме. Он даже значения многих слов тогда не знал, но детским умишком задавал такие вопросы себе, а потом верующим. Ответа на свои вопросы он не получал. Старшим братьям в школе говорили, что Бога нет. Мама как-то сказала:
- Нет никакого Бога! Если есть, то...
Пощажу чувства верующих...
 
Скажу лишь, мама Виктора сказала мужу, чтобы тот снял икону, а потом добавила:
- Это что же выходит? Коммунисты взрывали церкви по воле Его? И болезни тоже по воле Его? И войны? И нас из дома два раза выбрасывали на снег... Это тоже по воле Его? И моя мама опухших от голода моих братьев и сестер, своих детей... в Харьков на вокзал отвезла... Это тоже по воле Его?