Лавровый лист

Живи, переиначивая миф,
привычный ход истории сломив,
тогда любовь к родимым пепелищам
погонит Рим на Грецию войной,
сказав, что в этом смысл совсем иной,
всё перепишем.
На кухне мир, политику долой,
я лавр кладу на стол за слоем слой,
уже сухой - заманчивая пряность -
троянцам он - подарок от меня.
Принюхавшихся римлян трескотня
растёт, упрямясь.
Эллада кровью всё не истечёт,
потерь полно, да это всё не в счёт -
я лист сушу - любому хватит лавра.
И - миру мир. Политику кляня,
даруем деревянного коня,
который - Лавра,
со всем, чего и Зевс не разберёт.
Давай-ка о войне наоборот,
о римских банях, происках сената.
Такого не покажут и в кино,
а случай срежиссирован давно,
спасибо, снято.
Олимп молчит, куда ему до нас,
хотя и угрожает, сторонясь,
и грекам шлёт оружие из мести.
Но царь ещё, похоже, полон сил,
он помощи у персов попросил,
сказав - мы вместе.
Лавровый лист годится для венка,
такой сплетёшь - он будет на века,
стоит на летней кухне запах пряный -
войной и кровью пахнет день-деньской,
придворный вор с разделочной доской,
врачует раны.
Гетеры есть, прекрасная пора,
болеет царь, хлопочут доктора,
над мёртвыми - жрецы толкают речи.
В сенате каждый - новый Цицерон,
про "миру мир" орут со всех сторон,
но мир не крепче -
уже убит Парис и пал Ахилл,
и с двух сторон достаточно могил,
смешались в кучу Троя и Эллада,
и всяк забыл, зачем пришёл сюда,
и кто-то сдуру требует суда.
Какого ляда?
Народ молчит, патриции шумят,
лавровый лист, как наглый дипломат,
пропах обманом. Прочими осмеян,
зато своё талдычит день за днём -
нагнём Олимп, тогда и отдохнём.
В своём уме он
такого бы, конечно, не загнул.
Идёт война, правитель сер и снул,
народу мил, сенату смел и славен,
живёт в своём придуманном вчера,
не видя, как готовят повара
и яд, и саван.