паника

соберусь в путь
навсегда,
с собой всё самое необходимое,
горят города,
улицы плачут,
и я с ними,
«веди меня»

в багаже ручка,
блокнот со стихами,
старые письма

лопаются стёкла,
остаются за нами
считанные и несчитанные

валятся книги,
«оставь Достоевского,
беги».
развеиваются фотографии в пепле,
вспомнил бы каждую из них

наравне стали
демократы, диктаторы,
бедные и богатые,
иностранцы и местные,
всем бы им кусочек
этой терпкой надежды

мотаются бинты на ус,
витамины заместо таблеток,
        тьфу.
пластыри клеятся верно,
раны новые жгут

кровавит небосвод последний,
даже он ранен,
                наверное

паника.

люди спускаются,
те кто успел,
слышится стук падшей книги;
               
             глава третья
“все должны были погибнуть”.

поднимаю с пола,
в ужасе смотрю вокруг,
всем всё равно.
«у каждого свой испуг».

капля за каплей с потолка,
тревога бьет в уши,
шагают по четырем углам
в этой комнате душной

я вспомнил лето, юг
и тёплые беседы.
друг,
который ближе был мне,
чем само сердце
остался где-то наверху

пропитания хватит на неделю,
неизвестность сама съедает,
до чего же дойдет моё тело,
и как же она пострадает

смело
выступил с речью мужчина,
сединой охваченный вдоль щёк,
про людскую невозмутимость
и всевозможный исход

удар.
            ещё сильнее.

плачут тихонько старики.

спасибо, за всё что вы дали,
истоки человеку вернули,
а я бы любил зелёные дали
и сжёг до единого пули.