Холостяк и кошка

В старом доме напротив, где куча собак
Лают ночью, пугая прохожих,
На седьмом этаже жил один холостяк,
На Алена Делона похожий.

Он всегда верил в то, нет, он был убежден,
Что для жизни счастливой и легкой,
В доме рядом с ним женщины быть не должно.
А иначе ему будет плохо

От ее суеты, от ее чистоты,
От до блеска начищенных кружек,
От порядка в шкафах, на которых цветы
Все в цвету даже в зимнюю стужу.

Он готовил все сам, иногда убирал
Свой простой уголок холостяцкий.
Жил как жил и не ждал, мысли не допускал,
Что здесь кто-то изменит порядки.

Как-то вечером поздно, поднявшись к себе,
Под дверями увидел котенка.
«Вот дела! Не пойму, что тут делать тебе?»
Тот мяукал лишь жалобно, тонко.

Он открыл свои двери, зашел быстро внутрь,
И закрыл их на ключ осторожно.
«Тут соседей полно, подберет кто-нибудь,
Посиди, подожди-ка немножко».

Себе чая налил, взял хрустящий батон,
Положил ложку сахара в кружку,
Вынул масло. Увидел в углу молоко,
Вспомнил вновь под дверями зверушку.

Приоткрыл тихо дверь. Тот все так же сидит,
На спине мягко шерстка играет.
Глазки в пол, хвост поджал, на него не глядит,
Но он чувствует, он понимает,

Что сейчас дверь открылась совсем не за тем,
Чтоб его чуть подальше задвинуть,
А чтоб в дом пригласить. Обнадеженный тем,
Выгнул спинку, готовый покинуть

Этот жесткий ковер и холодный подъезд,
Голоса и шаги по ступеням.
Он быть хочет домашним, мечтает поесть,
А потом помурчать на коленях.

Холостяк наклонился, холеной рукой
Подхватил нежно легкое тельце.
«Ладно, что уж там, милый, иди-ка домой,
Тебе нужно поесть и согреться.

Утром буду я думать, что делать с тобой,
Ночь поспишь здесь в углу под окошком».
Вдруг зачем-то взглянул он под хвост, что трубой:
«Боже мой, да ведь это же кошка!!!»

«Ты не «милый», а «милая», кошка, не кот,
Вот не думал, что в этой квартире,
Со мной женщина рядышком ночь проведет.
Нет пока такой женщины в мире!

Ладно, что уж там, кушай, лакай молоко,
Я налью его в мелкое блюдце.
Нужно чистое. Где ж оно?.. Ни одного!
А глаза твои, что же, смеются?!»

Он вздохнул, открыл кран, закатал рукава,
Из большой горы грязной посуды,
Вынул блюдце одно: «Кошка, что ж, ты права,
Его - вымою. Больше - не буду!»

Кошка выгнула спинку, наелась, легла
И своим язычком лижет лапку,
Моет мордочку, ушки. Немного тепла
Затекло в его сердце. Он тряпку

В руки взял и в один миг на кухне помыл
Всю посуду и с рук вытер мыло.
Усмехнулся, что вспомнил, точнее, забыл
Раз в последний когда это было?

Кошка, вымывшись, тихо из кухни ушла,
Осмотрелась и в центре гостиной
На диване, свернувшись комочком, легла
Он зашел. Посмотрел - у камина,

На полу, тут и там его вещи лежат,
Позабытые может недели.
Он вздохнул, буркнул что-то и бросил свой взгляд
На нее. И не мог он поверить,

Что ему не уютно и не по себе
Принимать в таком доме подругу.
«Ну кто мог бы поверить судьбе, ворожбе,
Что сейчас среди ночи я буду

Наводить тут порядок, в шкафы убирать
Книги, обувь, одежду, посуду.
Чистить пепельницы, застилать вновь кровать.
«Да не буду я, слышишь, не буду!!!

Ты пришла лишь на час, но быть может на ночь,
Напилась молока и уснула.
А мой тихий уют улетучился прочь.
Ты не кошка, ты просто акула!»

Она, глазки сощурив, моргнула слегка
И зевнула, открыв нежный ротик:
«Да, спасибо за то, что налил молока».
И опять улеглась на животик.

Он вздохнул, чертыхнулся и начал метать
По шкафам, по кладовкам и полкам
Что годами могло здесь спокойно лежать,
У чего места не было толком.

Громко выдохнув лишь наведя марафет,
Что не помнила эта квартира,
Он достал сигарету, открыл свой буфет,
Вынул хрупкий сосуд в форме лиры.

«Старый терпкий коньяк, старый добрый табак,
Вот они меня вновь успокоят.
Что ты смотришь так строго? Опять что не так?
Почему это делать не стоит?!»

Он почувствовал где-то в груди глубоко
Стало зреть что-то вроде протеста.
«И зачем я решил ей налить молоко?!
Пора ставить нахалку на место!»

Он уселся в любимое кресло свое,
Развалился надменно немного,
Посмотрел гневно в желтые глазки ее
И сказал ей достаточно строго:

«Объясни, кто такая ты, чтоб мне мешать
Предаваться любимым порокам?
Тебе можно лишь кушать, мурлыкать и спать,
А судить и стыдить оставь Богу».

Она спрыгнула вниз и по полу прошлась,
Подошла к его стопам и нежно
Носом ткнулась в них, муркнула и улеглась.
«Вот беда! Что за черт белоснежный!»

Он поставил на полку обратно бокал,
Отложил сигарету в сторонку.
«Ну иди ко мне на руки», -  тихо сказал,
Подхватил ее и как ребенка,

На колени к себе положил, приласкал
Холку, лапки, дрожащую спинку.
Ее розовый носик, дыша, растоплял
В его сердце холодную льдинку.

Он как будто растаял, как будто бы стек
По скользящему бархату кресла,
Чувств и мыслей лавина, летящий поток,
Ну а тело не сдвинуть ни с места.

Она мягкими лапками мяла живот,
Коготками колола колени.
«Это кошка, не кошка, но я словно кот,
В этом нет никакого сомненья».

Тихо стрелки бегут на каминных часах,
Он сидит, удивленный немножко:
Как же так лишь за час, оказавшись в гостях,
Эта мягкая женщина-кошка

Поменяла все то, чем он так дорожил,
Для себя создавал, во что верил.
А сегодня, впустив ее, с шумом открыл
Он не только квартирные двери.

Свое сердце открыл он, которое вдруг
Оказалось и добрым, и нежным.
«Не акула ты, слышишь, ты мой мягкий друг,
Ангел светлый ты мой, белоснежный».

21 декабря 2022