Положение дел

ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ

Image: Daido Moriyama ©

К сожалению для очевидца и к счастью для аналитика, ощущения, связанные с попаданием в воронку истории, не переводимы на язык слов, не соткать из них пледа, в который можно укутаться дождливым тбилисским вечером, а посему остается лишь смотреть в оба, фланируя по скользкой брусчатке. Ничто так подло не искушает неосторожного лирического героя, как надрывный в своем бутафорском пафосе зов безвременья, лязганье уже не стыдящихся своей затертости девизов, из которых в итоге складывается повседневная речь, теряющая всякую связь с насущностью и судьбоносностью настоящего момента, настоящей жизни. Внезапно прохожий, доселе скромно олицетворявший повседневность типичностью своей судьбы и своего образа мыслей, — типичность эта, надо сказать, его нисколько не тяготила, ничего не отнимала от монотонной, но от этого не менее полноценной причастности ко всему, что происходило вокруг него — прохожий этот оказывается скован необходимостью превзойти самого себя, заявить о себе, не имея для этого никакого инструментария, кроме фальшивых медяков, которые пихает ему по карманам все безликое, что есть в человеческой культуре, все то, что, едва лишь представится удобный случай, подпилит и сгладит и его острые края, превратив его в открытый всем ветрам блин гальки.

Но прохожий торопится, вероятно, чувствуя, что невидимая прорезь, в которую он пытается протиснуть и свою правду, с каждым мгновением все более сужается подобно чьему-то сонному прищуру. Слова, летящие из динамиков и уст и сбивающие его с ног, слишком похожи друг на друга, и его интуиция, склоняющая чашу его весов в сторону некоей горячей, как материнское дыхание, общности, его не обманывает: в такие моменты язык улучает момент, чтобы очиститься, отколоть от себя очередную партию приставших к нему лишних наростов — всего того, чем заразили его поэзия, литература, фольклор и богатая на мудрые, странные и неожиданные изречения простая незамысловатая жизнь. Язык развевается нахрапистым флагом над головой прохожего, чеканя свистящие бумеранги скороговорок, в которых в это короткое мгновение содержится все, что нужно человеку, чтобы быть частью целого — возможность воистину уникальная!

_______


Homo homini lupus est. Как много животворящего елея для моих ушей в этих избитых, по-обывательски превратно понимаемых фонемах. Из всех максим, начиняющих мою жизнь невидимыми стержнями укорененности в мире, эта является для меня потайной дверью в сокровенность общения, ибо предел подобной полноценности обретается в отсутствии слов. Отсутствие, однако, не стоит путать с болезненностью отказа или отречения, за которыми всегда таится обида на бога и ближнего, бросивших человека на произвол собственных решений относительно своей судьбы. Что остается такому человеку, кроме как искать оправдательного пристанища своей глухоте к миру в оглушительности так полюбившегося современности «простого и доступного языка»? Простота и доступность доселе недосягаемых, немыслимых высот чревата, однако, головокружением, но не тем головокружением, из которого, как из кубка победителя, альпинист пьет экстаз собственного усилия, о всех гранях и о цене которого не знает в этом мире никто, кроме него самого. Головокружение счастливчика, который, проснувшись утром, обнаружил у себя под подушкой еще не прожитый день, вскармливает его пьянящими плодами сомнительного качества, плодами, сводящими на нет как ценность наступающего дня со всеми его трудами и разочарованиями во всей их тривиальности, так и сон грядущий, дарующий отдохновение души перед следующим, очередным, предельно предсказуемым, но в то же самое время вдохновляющим своей неповторимой свежестью днем.

Меж пальцев счастливого обладателя чужой, по факту никому конкретному не принадлежащей и от этого предстающей в еще более блистательном свете, славы свистит ветер, который он тщетно пытается изловить, ломая друг о друга пальцы и кляня все окружающее его живое, которое внезапно мозолит глаз, чьи поступки и слова внезапно становятся подозрительными, двусмысленными, предательскими. Не такими он представлял себе «подругу дней своих», «плоть от плоти» «друга человека», какими они предстают перед ним теперь — инертными, безответственными, эгоистичными. И пока все, кроме страдальца, находящегося во власти собственных праздных, боязливых дум, пируют во время чумы, в существовании коей, как ему кажется, усомниться он уже не имеет морального права, развороты газет и гортани телеведущих подбрасывают в топку набирающего скорость внутреннего локомотива сухие, как вобла в холодильнике, словосочетания, делая ставку на хлесткость, извечность, непреложность — делая ставку и не прогадывая.


Весна 2022