Гурьева Марфа Яковлевна. Житейские будни

Однообразный ритм деревенских дней иногда нарушали похороны, иногда свадьбы, рождение и крещение детей, смена времен года и соответственно смена колорита сезонных праздников.
Последний яркий праздник на памяти Марфы за последние десять лет была свадьба Степана Дмитриевича и её племянницы Вассы. Марфа на этом событии считалась не последним человеком, потому что для этой пары она сыграла роль свахи. Причиной этому послужила разгульная «житуха» шестнадцатилетнего Степана Дмитриевича. Младшенький набалованный Степан к шестнадцати годам совсем «отбился от рук», помощи в семье дождаться от него можно было, приложив огромные усилия. Ни увещевания матери, ни упреки невесток, ни угрозы отца не действовали. На семейном совете решили оженить молодого человека, да вот случилась такая недолга: в округе не оказалось ни одной подходящей девицы на выданье. Тут разрешение высказаться испросила Марфа и сообщила, что у старшей сестры Арины «младшей дачушке в оккурат» семнадцатый годок. Хотя муж Арины Яковлевны был из осевшей цыганской семьи, разводя и продавая лошадей, он стал зажиточным хозяином, построил в Хатычке большой добротный дом. Только не дал Бог им с Ариной сыновей, некому было передать своё знание, приходилось нанимать работных людей и брать в дом племянников из цыганских родственников. Младшая дочь Васса всегда ластилась к отцу, она обожала лошадей и готова была жить в конюшне. Быстро научилась объезжать молодых лошадок и делала это с удовольствием.  Арине по дому помогала быстро без особого желания, хотя знала и умела выполнять всю женскую работу. Красотой она не блистала, но была очень быстрой и спорой, в её руках «всяка работа горела». Из-за этого или по цыганскому обычаю Вассу никто не называл по имени: в ходу и у родственников, и у окружающих звучало прозвище Жига.
Общим решением Марфу делегировали на предварительный сговор. Гор и Арина не поскупились на приданое, главной составляющей которого были пять лошадей: пара коней, две лошадки  и мерин, к ним прилагались возок, телега, сани, полная упряжь, и сбруя с седлами, «акромя всяческих женских причиндалов». После возвращения Марфы, на сватовство поехали Дмитрий Петрович, Катерина Ивановна, Ефим Дмитриевич, Фома Дмитриевич и, конечно, Степан, которому сразу сказали: «с лица воду не пить…». О свадьбе договорились на октябрь 1904 года.
Такой разгульный праздник за последние полвека жители Хатычки, Усвятья и Киселёво прочувствовали впервые. При соблюдении всех традиционных сторон, что тщательно выполняют на каждой сельской свадьбе, яркий колорит праздника обеспечили цыганские родственники Гора - тестя Степана. Несмотря на то, что все они были оседлыми цыганскими семьями, энергетика и темперамент цыганской крови поднимала свадебную температуру на десяток градусов.

Когда услышу я мелодии цыганские,
По венам начинает кровь бежать быстрей,
Пульсирует по телу ритм навязчивый,
В круг у костра хочу лететь скорей.
Красиво песня в танец призывает,
К танцующим мелодия влечёт,
Всю душу ликование наполняет
Вихрем восторга в воздухе несет.
Бурлящие мелодии послушай,
Впусти их в дом, переступив порог.
Цыганскую звезду увидишь и почувствуешь,
Свободный дух в раздолье горизонта и дорог.

Марфа, обеспечившая состоявшийся союз молодых людей, на их свадьбе была в особом почете как посаженная мать. Радовалась и веселилась от души, хотя пуститься в плясовую не могла из-за беременности на большом сроке.
Прошли свадебные гулянья, Васса попривыкла в доме свекрови. Её никто не называл по имени, вот только прозвище Жига превратилось в Жиговку. Конечно, помимо общих домашних работ, Васса полностью взяла на себя заботу о лошадях, хотя старалась выкроить времечко для помощи родной беременной тетушке на сносях. Марфа родила сыночка через месяц после Жиговкиной свадьбы. Васса шныряла по дому и подворью, быстро справлялась с обыденными делами, чтобы освободиться и заняться любимым делом: выгулом и тренировкой лошадей. Рядом со спуском к Днепру по проселку к деревне Волково была бесхозная луговина, где братья Гурьевы соорудили для Жиги скаковой круг. К ней обращались жители ближних деревень с просьбами объездить и потренировать лошадок и за её работу платили, гроши шли в общую «кубышку» семьи Гурьевых. Забеременела Васса только через год, Хима всё это время шипела, что Жиговка пустоцвет. Когда Марфа узнала о беременности Вассы, она категорически запретила её ездить верхом. Васса благополучно разрешилась бременем прямо на Троицу 1906 года здоровым мальчиком Иваном, через три года родился Алексей, а ещё через три Валентин. Естественно, что Марфа помогала Жиге в родах, а далее мальчики росли как все дети в большой семье Гурьевых.
Деревенскую повитуху догнала костлявая старость и она «отдала Богу душу». Теперь принимать роды приходилось одной Марфе. То ли природный дар и впитанные на практике навыки, то ли святое благословение, то ли её ловкие руки и сердечное желание облегчить боль, благополучно завершали роды. Ветер разнес молву о способностях Марфы по окрестным деревням. Теперь к Марфе стали приходить беременные молодухи, чтобы заранее договориться о родах. Марфа занималась родовспоможением по велению души и  деньги никогда не брала, а от подарков не отказывалась: так в горнице появились многоярусный киот для икон и деревянная резная полочка с глиняными «горлачиками» и «пулятками» для высушенных травяных настоев и мазей.
Лекарственные травы она собирала на заливных лугах до сенокоса и в нужное летнее разное время на опушках и лесных полянках; высушивала в овине, растирала для травяных сборов и мазей; основой мазям практически всегда служило перетопленное «нутряное» сало, изредка льняное масло.
Марфа забеременела в очередной раз по возвращению из Киево-Печерской Лавры. В начале апреля 1913 года она благополучно разрешилась хорошенькой крупненькой девочкой. Опять на конюшне, снова никто не знал, запеленала очищенную льняным маслицем девочку, отнесла на печку и, предупредив свекровь, пошла за гумно закопать послед. Малышку крестили на второй неделе и нарекли Варварой. Девочка хорошо сосала грудь, наедалась и, первые месяцы, спокойно спала на печной лежанке, позволяя Марфе управляться с домашними делами.
Уже в июле Марфа брала с собой на сенокос трехмесячную крепенькую Варю. Она укладывала девочку в большую «хустку», как в люльку, и  подвешивала её через плечо у груди, на другом плече несла косу и грабли. На луговине укладывала Варю в тенечек под березкой на стёганное одеяльце и сооружала над ней шатер из тонкого батиста. Марфа любила косить: раннее утро, лёгонький туман, запахи наполняют грудь, энергия так и проливается. Косила она быстро по мужски с размахом под «корень». Не каждый хозяин мог за ней угнаться. Спокойненькая Варя покосу не мешала: ни косить, ни ворошить траву. В таком режиме прошел весь сенокос… Спокойно в повседневной суете и год закончился.
В сельской глубинке устаканившийся ритм повседневности принимался как существующая норма жизни. Всем было понятно, что достаток семьи обеспечивается необходимым каждодневным трудом. Так и жила многочисленная семья Гурьевых. За обеденным столом собиралось двадцать пять человек - двенадцать взрослых и тринадцать детей.
Через пару лет после свадьбы Степана, Фома приобщил его к плотницкому делу и брал с собой в артель на строительство. Братья за зимний пост зарабатывали немало денег.
Зимой 1914 года произошло два неприятный эпизода. Первый расценивался как несчастный случай: Фома на стройке, поскользнувшись, упал с лесов и сломал бедро на правой ноге. Степан отвез старшего брата в монастырскую больницу Дорогобужа, где Фоме оказали первую помощь, наложили гипс и отправили домой. Долечивала его своими средствами Марфа. Однако, нога срослась неправильно и, Фома Дмитриевич хромал, припадая на правую ногу до самой смерти.
Другой неприятностью оказалась ссора с дракой во время Великого поста у Марфы и Химы. Марфа по какой-то надобности вышла в сени и увидела, как в кладовой Хима залезла пальцем в крынку со сливками, облизала и намеревалась сделать ещё раз. Не тут то было: правдолюбица Марфа схватила старшую невестку за запястье и потащила в горницу к свекрови. Катерина Ивановна хулила Химу за то, что сливки испортятся и нельзя будет сбить масло, Марфа «срамотила» невестку - греховодницу, что она оскоромилась во время Великого поста. Хима постаралась всё переиначить и свалить на Марфу, женщины вцепились в волосы, стали тягать и колошматить друг друга. Драка остановилась, когда Марфа умудрилась расцарапать Химе лицо. Хима, не долго думая, помчалась жаловаться Дмитрию Петровичу. Несмотря на то, что Михаил вернулся со службы, она продолжала ублажать свекра и оставалась главной хозяйкой.
Когда Фома вернулся домой после травмы, Дмитрий Петрович рассказал ему о непозволительном поведении жены. Марфу призвали «на суд», она попыталась рассказать о случившемся, но Фома, не разобравшись, отвесил ей оплеуху. Марфа устояла на ногах, но из уха потекла кровь. Распрямив плечи, она ушла за занавеску,  остановила кровь, переоделась и далее вела себя, как будто ничего не произошло: «Хома был в гипсе, нога у него нестерпимо болела, надо было помогать ему». Однако, его несправедливый поступок она никогда не забывала и не простила его до самой смерти. Этот случай в семье Гурьевых послужил совместному решению шести семей, живших вместе под одной крышей, к раздельному проживанию. Поэтому было решено построить дома для Ефима Дмитриевича, Михаила Дмитриевича и Фомы Дмитриевича. Семья Степана Дмитриевича оставалась с его родителями. Прохор Дмитриевич с Авдотьей решили уехать в Москву, где он хотел попытать счастья заняться музыкой и устроиться в на работу в оркестр. Михаил с Химой решили строиться в деревне Волково поближе к родителям Ефимии. Ефим с Мариной давно хотели поселиться в Дорогобуже, потому что его приглашали скорняжить в большую мастерскую, а Марина могла работать в Покровском монастыре белошвейкой. Один Фома не хотел никуда двигаться, поэтому дом должен был строиться рядом с подворьем родителей, а Марфа не возражала, потому что за двенадцать лет прикипела душой к красивому высокому берегу Днепра. К тому же рядом семья её племянницы, возрастные свекор со свекровью, а взаимопомощь в жизни деревни никогда не была лишней. Посему, каждой семье выделили шестую часть денег из семейной «кубышки», приумножать которую теперь предстояло самостоятельно. Решение было принято при условии, что весенние работы, сенокос и жатву проведут совместными усилиями, поделят урожай, а дальше пойдет самостоятельная раздельная жизнь.
К сенокосу в июне 1914 года Маняше исполнилось семь лет, Васёнке пять лет, Васятке три годика, Варе год два месяца, а Марфа опять была беременна. Это не помешало сенокосу, тереблению льна и конопли. Приближался август, льняные и конопляные «бабки» перевезли на подворье и они досыхали в овине.
Скоро, скоро Фома и Марфа займутся собственным домом…
Однако, «загад не бывает богат»…
28 июля 1914 года началась Первая мировая война…
                ***