Всего лишь двадцать вторая весна

Я старость так себе не представлял,
Мне только двадцать два, но Боже правый,
Во мне заговорил поэт картавый
Или я в оный раз схожу с ума?
Я представлял себя в плетеном кресле,
С живым рассудком и вином в руках;
И без нужды в непрошеных гостях
Я двери запирал на три засова,
И чтоб не повторять ошибок снова,
В себе воспоминанья повторял.
Мне двадцать два, но серебро волос
В размере унции отцу не уступает,
А время их все больше умножает,
Как множит роспись на стекле мороз.

Я старость так себе не представлял...
Мне стоит встать, и шар в моей глазнице,
Как на не перевёрнутой странице
не видит света текст, вот так и он
Во тьме погряз минуту иль другую.
И нет бы видеть пред собой нагую
девицу свежих и цветущих форм,
Он видит тьму разверстанную нервом
И может смотрит в направленьи верном,
Но остается слеп.

Мне только двадцать два, но мои кости,
Как будто кто зашел без спроса в гости
Скрипят как петли и хрустят как пол,
Прогнувшись под не приглашенной тушей.
А позвонки гремят как залпы ружей.
Я старость так себе не представлял.

В моем желаньи вечного покоя
я уподобился скале, но шум прибоя
звучать в моих ушах не перестал.
И гомон чаек —
разбросанных по скверам, паркам стаек —
мне ухо резал смеха их вокал.
Я говорил: "Шуты, чего смеетесь?
Вы сами ведь до одури смешны!"

Ну ладно, хватит этих размышлений.
О чем же я? Ах, память уж не та
Пойду-ка я, разок перечитаю
Все то, что выше набросать успел.
Черт!
Как же я так быстро постарел...

Мне только двадцать два, но Боже правый
Во мне заговорил поэт картавый
Или я в оный раз схожу с ума?..