Камень-Алатырь

КАМЕНЬ-АЛАТЫРЬ

2020 — 2023 год

                Не так ли я, сосуд скудельный,
                Дерзаю на запретный путь,
                Стихии чуждой, запредельной,
                Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
                А. Фет

* * *
Где кипел муравейник приземистый, рыжий, а сосны
до звезды простирали янтарные руки, как пламя,
где гудели бойцы узкогрудые, жадные осы,
там внизу протекала река величаво и плавно.

Мы байдарку пробитую вынули сохнуть на берег,
чифирком обжигаясь, разгладили кружкой заплаты.
— Ула-ула! — кривился в крапиве лосиный, рыдающий череп.
— Эвон-эвон! — недобро шаманил мерцающий камень-Алатырь.

И сошлись облака — сероглазые воины. Копья
о щиты загремели, и рог затрубил ветродуя.
Я сказал: — Понимаешь, душа, как пещера циклопья —
ни просвета во тьме, но у нас костерок, аллилуйя!

Отвечал мой товарищ: — Я тоже запутался в чёрных
узловатых ветвях задремавшего плюсского дуба…
Задождило, и крышу палатки в текучих узорах
перетряхивал ветер — о, жизнь улыбалась, приблуда!

* * *
Кукушат оплакивает кукушка
на болоте, где отсырела гать.
Костерок раздуваю — на то сидушка
пригодилась. «Я, что, братишка, хочу сказать,
ты, давай-ка, не кисни. Такое дело,
человеку дорога нужна». — «Так что
если тело слабеет?» — «Э, к чёрту тело!»
Третьи сутки небесное решето
сеет мелкую морось на лица наши
на тарелку, где плавает крохотный кабысдох.
А кукушка всё плачет и плачет, и слёзы слаще
в котелке овсяной суровой каши.
Да чего уж там! Слаще трясины Медвежий мох.

* * *
Воду и свет обращая в небо,
дерево плачет у края поля.
Чай, костерок, и течёт беседа
неторопливо: — А знаешь, Коля,
Господу мир удался! — Ну с этим
я бы поспорил. — Не спорь, дружище.
Всё нам для счастья дано на свете:
дерево, птица, вино и пища.
— Но почему же так сердце ноет?
— Просто устало. Да что там, время —
время дерновым пластом укроет.
То и прекрасно, что всё мгновенно.

Так и сидели мы, два усталых
полуседых тихохода. Алых
пять языков, что твоя собака,
чёрный лизали котёл. — А всяко,
живы, Серёга. — Счастливый случай.
Может, нам только и нужно: туча
над головой, а ещё дорога,
ветер в лицо… — А ещё немного
смысла… — Эх-ма, города наскучат!
— То-то же...
                Коля-философ молча
пальцем ведёт по коре сосновой,
и облаков сероватых клочья
к югу ползут. Человек путёвый,
хмуро согнав комара с колена,
палку берёт, поправляет хворост,
не говорит ничего, а время
машет крылом,
набирая скорость.      

* * *
В палатке фонарик найдёшь на ощупь.
Холодно. Август. Не спится ночью.
Напишешь: «Видели Млечный Путь»,
отложишь ручку и смотришь, чуть
откинув полог, на звёзды. Ногу
ощупав, думаешь: «Слава богу,
суставы целы и кости». Мы
так трудно, горестно рождены
людей возлюбить и ответить волку,
суровы, как сталь, но подобны шёлку,
пригодны для счастья и для войны.

* * *
                На ясный огонь, моя радость…
                Б. Окуджава

И вот свечерело. Осенние звёзды зажглись.
Мы чай заварили, добавили корень аира.
— О чём ты задумался? — Я? Да вот просто про жись.
Ведь можно пешком обойти, понимаешь, полмира,
и мир не заметить. А здесь… ну, гляди, сапоги
увязнут в болоте, и белых семьёй огорошит
сосновое гулкое море и озеро дикое Лоша.
И всей нашей мудрости, глупой, земной, вопреки,
брусника на кровь глухариную — чуешь? — похожа.
 
И ясный огонь котелок обнимает. Но, чу,
в сырой темноте закричала бессонная птица.
А небо светилось, так словно затеплил седую свечу
святитель в созвездии Лиры, где тайное Нечто клубится.

* * *
Небо кочует на наших плечах,
и на планете, что снится,
мы умываем в холодных ключах
наши усталые лица.

Сёстры-берёзы, трухлявые пни —
воинство мудрой чащобы.
Всё-таки, думаю, мы не одни
в этой вселенной. Ещё бы,

счастья и горя суровая смесь —
даже булыжник заплачет.
Но человек умирает не весь —
просто летает иначе.

Солнце заходит, и солнце встаёт.
Здесь, на земле мотыльковой,
бьётся отчаянно сердце моё,
ласково и бестолково.

* * *
И вот мы на костре подсушиваем боты,
в грузинскую бурду кидаем сахарок.
Не то чтоб ловкачи — скорее, идиоты,
романтики страной заброшенных дорог.

А ветер шелестит в сосновых тёмных чащах,
и в небе облака построились в каре.
— Мы из каких людей? — Из тех — из настоящих.
— Тушёнку будешь? — Не, давай уже харэ…

Там, далеко, огни ненужных строек века,
там люди говорят: мол, жизнь уже того…
А мы уходим в дождь, два старых человека,
два мальчика седых, и больше ничего.