Лётчик, лётчик, я тебя люблю!

      История эта из разряда тех, что становятся кочующими, то есть отрываются от места, где случились, и превращаются в междугородние, а то и в международные: они занимают людей настолько, что не хочется отдавать эти истории в чужие руки, хочется их присвоить.
      Тем не менее, случай этот произошел именно в Мурманской области, чему есть неоспоримое свидетельство в архиве Кольского районного суда.

      Представьте себе небольшой городок, где главная, наиболее привлекательная категория мужчин – военные летчики. А главная, наиболее привлекательная
категория женщин, - она везде одна и та же: красавицы.
      Ольга была незаурядно красивой девушкой, а по причине невеликого, относительно замкнутого пространства полувоенного населенного пункта почти не знала конкуренции. Работала она в гарнизонной библиотеке, что еще подчеркивало ее красоту: когда за твоей тонкой фигуркой выстроены толстые стеллажи с мировой художественной литературой, с которой ты запанибрата, это впечатляет. Не всех, наверное. Но того, кто понимает, бьет наверняка.
      Он понимал. Василий, только что прибывший сюда из летного училища, читал много. И, придя в библиотеку, влюбился в Ольгу сразу, еще не оформив читательского билета. И – почувствовал себя в полете, прямо как за штурвалом. А в полете летчику, известное дело, следует ориентироваться моментально.
      В тот же вечер Василий вызвался проводить Ольгу. И даже успел познакомиться с ее родителями. А на другой вечер уговорил посетить его скромное жилище. Оленька, надо  признать, тоже не скрывала своей симпатии к высокому сероглазому, да еще и эрудированному лейтенанту. Сближение, сиречь слияние, состоялось. Подали заявление, их расписали. А осенью уже родился сын. Правда, семимесячный, но вполне здоровый и не такой уж махонький: на непрофессиональный взгляд его трудно было даже признать недоношенным.
      Командование части выделило счастливой чете отдельную квартирку в деревяшке, и Оля с Васей стали жить согласно сердечному уставу, который может ведь и не противоречить Уставу гарнизонной службы.

      Роды у Оли, кстати говоря, принимались там же, в городке, условия позволяли. И работала в больнице медицинская сестра Валентина, которая проявила особый интерес к роженице. Валентина, имея доступ к медицинским документам, внимательно изучила карту матери и обнаружила, что ребенок у Ольги выношен нормально, то есть он не семи, а девятимесячный. Судя по срокам, это означало, что Ольга забеременела за два месяца до близости с Василием.
      Валентина выкрала – да, по сути выкрала -  из больницы медицинскую карту Ольги, нашла повод встретиться с Василием и предъявила ему этот документ, чреватый семейной трагедией. И трагедия разыгралась. Василий, возмущенный на всю глубину своей самолюбивой, еще ни разу всерьез не обманутой души, налетел на Ольгу подобно скоростному истребителю: - Признавайся! Ты обманула меня! Кто он?!
Ольга, огорошенная и пригвожденная неожиданным документальным подтверждением ее греха, призналась. Да, весною она тайно встречалась с летчиком, который погиб незадолго до появления Василия. Да, были близки. Да, разбился… И что теперь делать, Васенька?!
      Она уже, действительно, любила своего Василия. И многое бы отдала, чтобы затуманить, укрыть от мужа свое вовсе уж не такое греховное прошлое. Ведь до Васи у нее всего-то и был один, Евгений, с которым они тоже строили планы на совместную счастливую семейную жизнь.

      Валентина, Валентина… Вот эту сестру милосердия хочется, кажется, придушить на месте, не разбираясь в мотивах ее поступка. А ведь и у Валентины были свои резоны. Она до страсти любила Женю, того самого погибшего летчика, которого незадолго до аварии выхаживала после операции аппендицита. И что-то такое у них наметилось, замерцало: юноша в больничной койке и склонившаяся над ним медсестра – классическая схема зарождающегося чувства.
      Но Евгений в больнице был недолго и не успел Валентине ничего наобещать. Вне больницы свиданий у них не было. Едва наметившееся чувство развеялось в небесной ледяной голубизне, где снова стал летать Евгений. А на земле он вскоре встретил небесную красоту Ольги, которая конечно же мгновенно заслонила собою скромное обаяние милосердной сестры.
      Валентина же ничего не забыла. Наоборот, в воспоминаниях всё выглядело ярче и значительнее: она, не избалованная мужским вниманием, уже расценивала Ольгу как коварную разлучницу, увлекшую и погубившую Евгения. Да, даже его смерть при неудачном катапультировании Валентина относила на счет Ольги: не сумела уберечь, дескать, выводила парня из равновесия и собранности, так необходимой в случае опасности.
      И каково было Валентине узнать, что Ольга уже через месяц после гибели Евгения переориентировалась, произвела полнокровную замену избранника? В глазах Валентины это выглядело страшным предательством по отношению к Евгению. И она решила отомстить Ольге во что бы то ни стало.
      И для Василия этот удар оказался слишком силен. Конечно, он любил Ольгу, но в своем понимании, в своем ощущении чувств. Возможно, его любви не повредило бы даже признание Ольги, что она была близка с Евгением и беременна от него. Но признание, произнесенное вовремя, до того как они поженились. Теперешнее же открытие отвратило Василия от любимой жены. Его чувства не простирались до всепрощения. Никакие Ольгины причитания, никакие разумные доводы уже не доходили до Васиного сознания. -  Ты меня обманула! Ты меня предала!
      Он обратился в суд. Официально его иск определялся как «оспаривание отцовства». Основания для удовлетворения иска были неоспоримы. Но судья еще пыталась спасти семью: мол, дело прошлое и, главное, она вас любит, у вас дитя, всё образуется… - Нет, - ответствовал Вася, -  если она обманула меня в этот раз, она может обмануть и в следующий. Мне такая жена не нужна.
      Они разошлись. Ольга с ребенком уехала далеко на юг, на родину своих родителей. Василий остался в своей части, через год благополучно женился, есть и ребенок. Валентина, насколько знаю, векует до сих пор.
      Вот и попробуй тут винить кого-либо. Плюрализм жизни. Каждый прав по-своему. И каждый неправ, по-своему виноват. Невинен только ребенок, оставшийся без отца.

2002