Ирине

Любовь как серое сознание
непониманием замучает.
Дороги выдались над нами не
как небо, выстиланным тучами

безмолвьем нежного рыдания.
Я успокаиваюсь в ландышах,
перепечатывая Дарьино
искусство кисточками вашими.

Меняю стены огнедышащим
желаньем встретиться с художницей
(обворожительною вытащив
порою чувственностью дождика

молчанье тусклого  прощания).
С листвою зимнею окажешься
на подоконнике случайная,
слезинка радостной красавицы.

Как берега неосвещенные
сверяют почками прохладными
безукоризненностью кленовой
шажочки - досками бумажными

ты заколдуешь снег талантами,
и светом комната областится.
И на окраине обратными
маячит солнышко прекрасное

в маршрутах поздних электричками.
Бессилен воздух разговорами
с непонимающей привычною
тоскою мыслями просторными

порезать платье нарисованным
морозом в лилиях малиновых.
Я вспоминаю  частоколами
цветочных изморози с Ирою

дней непробудных молодеюще,
что дорогим дорогам - правила
(чтобы народным стало детище
(наше искусство Дарье Старико

вой посвящать, но зеленеющим
от взгляда взглядом розмариновым)).
И города как годы - не ищи...
(стихи Цветаевой Марины).

Сон облокачивался струнами,
перчатки складывал беленные,
чтобы картины с изумрудами
росы заслушивались кронами

мечты с зелено-безнадежными.
Рисуй на память светлолицую,
замироточили за дождиком
чтоб декабри за декабристами.

Дни по-капельному заплакали
на эшафоте новогоднести,
не отдохнувшему Акакию
снег расставания уже достиг

печальной строчки в расстояния:
недоотчаянья до слезности.
Случилось что-то: перед вами я
считаю время (переплетный стих).

Вожу сирени краснощекие
по краю повести рассветными
домами,  пористою щеткою
не облака ли мои встретила?

Ты меня радуешь украдкою
синеволосой иллюстрации,
и наставлениями Градского
за облаками будем здравствовать,

ценя глубокое признание
к не дорисованному странствию.
Мольберту нравится желанная,
по чувствам выскользнувшим, властвовав,

уходят смешанными красками
в песчаных ивах расставания.
С не поколеблющим опасные
растают взглядом не заставленным

глаза зелено-презеленые,
за снегопадом грусти двигаясь.
Я настоявшейся влюбленности
перепечатываю вызовы,

зову на краешки антенные
рябины капельки раскатные.
Мои художники с беретами
ваяют жимолости ватманы

печали, точками сраженные,
в уединении гардиновом.
И на лице твоем нашел бы не
воспоминания невинные

за тусклым летом по обочинам,
где солнце ставят в наказание
за прошлогоднюю законченным
восстаний клавишность за вазами

не расставанием,  а свежим бы
молчаньем нежности доверчивой.
Цветы восходами заснежены,
и мостовыми померещатся

в полях расколотые здания.
На лицах плавится наскальное
не отражениями Дарьино
преднастроение в проталинках.

На мысли слезные - кораблики
туманным возгласом сгущаются,
и с тротуарными стал маленький
день городского сна песчаного.

А руки просятся в растения
ковать, разлившиеся сказками
не понимающе застенные,
духи морозные, опаздывав

влюбляться в серые сознания.
Тень разговорами приемлема,
когда пощадами не сдавится,
не раздосадовавшись деревом,

округа с ландышевым пением.
Веретено в долине плавится,
плывут закатные Карениной
огни соскучившейся пятницы.

А розы скверами замучены
на парапете в венах альтовых,
дороги лестницей получится
приворожить еще закатами

с небесно-карею зеленостью.
Ночь корабельная стесняется
губами мысленно, коробившись
отдаться ангельскою страннице.

Коснуться крыльев б - успокоиться,
и в забытье по венам старился
меж коридоров до околицы
рыжеволосый парень - ... .

С прыжками осени сердитости
не предназначены в малиновой
засаде капельками вырасти
росы с картинами Ирины той,

чья освещенность больше радует
(меня узнаешь по влюбленности).
Листвою скапливалась радуга
с оцерковленными зелеными

огнями сжатого старения.
В местах болотистых покачивал
седоволосого Онегина
от угасания калачиком.

А тонким льдом на небо выдались
крапивы выспавшейся рощицы
на звезды краповые милые,
где умереть вот-вот захочется.

Но в наказание душевности
ты сберегла как берег мачтовый
снег листопадностью Грушевского
в картине "Поле мать-и-мачехи".

Дышу закатами зелёными,
стучат вопросы дамских пальчиков:
когда целуются за кленами -
шумят ли волосы кивальчато?

Огней преграда - осень зимняя.
- А лето?... как-нибудь расплачутся
березы мартовские инеем
по распусканью одуванчиков.

Взлетела девушка морозная,
в дороге плечи припорошила.
И облепиховые возрасты
давали розам не хорошие

повадки (срезав переменчиво
в усладу праздничного мнения).
Любви сознания повенчаны
на Троекуровсковом с Лениным.

Сирени неба полосканием
дыханьем ветренным влюбляются,
и города прождут желанную
без небоскребного свиданьица

по свету ангельского пения
остроконечным колыханием.
Дым берегов не до проверенным
ложился локонами с маминым

халатом ночью от усталости,
где облака луною схвачены.
На кухне, может быть и дорасти
осталось хлебному калачику

до подрумянивания щечками.
А запах плавился закатами,
и мои взрослые песочные
читали Лермонтова кратными,

наверно, числами предлунными.
Калины вызрели оконные
по краю лета в изумрудности,
и двери кто-нибудь откроет мне

от сердца. Помнишь розы чайные?
Я рисовать пыталась прочерком,
а ты смотрел необычайностью
в мои зеленые-цветочные...

На тени годы мореходные
пускают жимолостей листики,
и в не испорченной погоде мне
уже не жалко мертво выспаться.

Вот бы рассветы не испортились
от боли встретиться когда-нибудь,
чтобы замужние, взяв ордены,
не овдовели не поранившись...

Спускаюсь с Лондонского пламенно
маршрута капельками зелени
в твой удивительный, жаль памятник...
ты умерла, но я не верю, и

пылинки вытрет в Третьяковской не
с твоих портретов перламутрами
давно расплакавшийся Троцкий Лев...
Ты улыбнешься - с добрым утром, Ир!

                Четырнадцатое апреля 2023 год.