Тридцать третья всякая глупость

 После школьных занятий я, попрощавшись со своими друзьями-одноклассниками, обсуждавшими предстоящие выпускные экзамены, направился на остановку городского транспорта, чтобы поскорее добраться домой. Первые тёплые майские деньки с безоблачным небом манили прогуляться, но уроков задали много, поэтому мне было не до прогулок.
         На трамвайной остановке стояло несколько человек и пёс, который стоял, едва держась на ногах. Собака была столь худой и истощённой, что я ужаснулся. Как назло у меня с собой не было ничего съестного, магазинов поблизости не было, чтобы купить что-то для собаки. Тяжело вздохнув, я забрался в подошедший трамвай. К моему величайшему удивлению пёс последовал в трамвай со мной, возможно он почувствовал мою жалость. Я сел на одно из свободных сидений, а пёс улёгся у моих ног. Короткошёрстный, с седыми шерстинками, высокий в холке, с хвостом, похожим на строительную щётку-смётку, пёс явно прежде жил с хозяином, но теперь по каким-то причинам бедствовал один.
       Через одну остановку я поднялся с сиденья, приготовившись к выходу, пёс последовал за мной...
 Проводив меня до самой калитки, пёс остановился. Я, зайдя во двор своего частного дома, позвал собаку сразу пришедшей на ум кличкой: «Седой, ко мне!» Седой вошёл и тотчас лёг на землю, не в силах более стоять.
   Вернулись вечером с работы родители, тоже ужаснувшись жуткой худобе собаки.
   С отцом мы быстро построили добротную будку, положив в неё мягкого сена и плед. Едва работа была закончена, как Седой моментально забрался в будку, словно там и жил.
   Выхаживали собаку всей семьёй. Мы с отцом посещали ветеринара и выводили Седого поначалу на короткие прогулки на поводке. Мама варила Седому диетические блюда.
 Через пару недель пёс окреп и уже стал лаять на чужих, которые подходили слишком близко к калитке, или стучали в окно дома. Седой не был пустолаем, его прекрасный бас был слышен исключительно по мере надобности.
     А ещё через месяц пёс выздоровел окончательно, рёбра более не обрисовывались, взгляд стал смелым и весёлым, активность зашкаливала особенно при играх в мяч. Седой оказался превосходным «вратарём» и веселил всех нас необычайными импровизациями в играх.
  Однажды как обычно мы с отцом прогуливали Седого вечером вдоль полосы лесопосадок, я рассказывал отцу что-то из школьной темы по биологии, произнеся фразу: «...смотря какие гены...» Пёс остановился как вкопанный, обернувшись и заглядывая в мои глаза. Тут меня осенило, что Седой услышал знакомое имя, и я повторил: « Гена... где Гена?» Седой стал нервно озираться, словно ища взглядом этого Гену... Стало понятно, что прежнего либо хозяина, либо сына хозяина звали Гена.
     Как-то июньским вечером пронеслась короткая гроза, наполнив воздух столь прекрасной свежестью, что и мама, и отец, да и я с Седым решили пойти на прогулку. Вечер был так тих, нигде ни звука, что казалось будто на всей планете мы остались вчетвером. «Надо же как тихо!» - сказала мама почему-то шёпотом, словно боясь спугнуть эту тишину. Шёпот подействовал на Седого неожиданно для нас. Пёс вдруг пошёл какой-то иноходью, приподнимая по две лапы — обе правые, затем обе левые, аккуратно, не смазывая следы, более того, пёс перестал делать свои дела, ради которых мы выгуливали его, а так и шёл, как на дело... на воровское дело.
 Мы предположили, что Седой и правда был собакой воров, одного из которых звали Гена. Вероятно, собаку оставляли «на стрёме»,чтобы лаем предупреждал о появлении милиции.
Этими предположениями мы за каким-то чёртом поделились со своими соседями!..
   Спустя неделю Седого отравили.
   В ветеринарной клинике сделали какой-то анализ, сказав, что вылечить уже нельзя, что внутренние органы поражены...
   Пёс ничего не ел, иногда пил из миски воду, которой его тут же и рвало. Я просидел возле Седого всю ночь. На рассвете пёс открыл глаза, чуть потянулся ко мне, лизнул почти бесцветным языком мою руку и... умер.
    Никогда более я не здоровался и не разговаривал ни с кем из соседей...