Лжепророки

ЛЖЕПРОРОКИ.
К императору Тиберию (14—37 годы н. э.) на остров Капри, ставший местом его добровольного изгнания, часто приводили гадателей, которых он после расспроса о своей судьбе приказывал сбрасывать в море. Эти факты положены в основу рассказа.
— Давненько тебя в наших краях не бывало! — проговорил трактирщик, пробуя денарий на зуб. — У тебя, я вижу, деньжата появились, без обмана.
Бродяга поправил край потрепанной тоги и что-то буркнул себе под нос. Он был у него широкий и полный, как луканская груша.
Тогда у тебя шея была вот такая тонкая, как у журавля! А теперь, как у борова, — продолжал трактирщик, с помощью жестикуляции изображая перемены во внешности собеседника.
Выкормили, — бросил бродяга.
Кто же? Меня вот трактир кормит сорок лет. Дядюшку Феста старый мул кормил, пока не околел. Теперь он на своем горбу мешки таскает. Ты, наверное, тоже какого-нибудь осла нашел или ослицу?
— Поднимай выше, папаша! Меня звезды кормили.
Бродяга   небрежно   протянул   правую   руку.   На среднем пальце пламенел рубин, вделанный в золотое кольцо.
Трактирщик еще не успел опомниться от изумления, как бродяга начал свой рассказ.
— Так вот! Обчистил я сенатора в Риме, а попался в Путеолах: отобрали у меня деньги—и в тюрьму. Там теплая компания собралась. Беглые рабы, двое гладиаторов. Шуму — что в цирке. Рабы ревут в страхе перед крестом, гладиаторы, что ланисту убили, спор затеяли: кто чаще побеждал? Одиня молчу. О чем мне говорить? Да и с кем?
    Как-то ночью двери залязгали. Появился стражник, а за ним толстяк с факелом. Кричит, словно мы глухие: «Халдеи, выходи!» Зачем ему халдеи? Не иначе, судьбу свою узнать задумал. А я в Антиохии вместе с халдеем сидел. Много он мне о своем ремесле порассказал. Была не была! Вышел вперед и говорю:  «Я —халдей!»
   Стражник фыркнул, а тот, толстяк, факел чуть ли не к моему носу поднес. «Халдей, говоришь?» Струхнул я, конечно, но виду не подаю. «Халдей!» — «Тогда идем!» Потом я узнал, что ему было приказано без халдея не возвращаться. Выбора у него не было.
   Вышли мы из ворот. Там еще двое ждали, в панцирях и с мечами. Окружили меня, и я во второй раз пожалел, что халдеем назвался. Пришли в гавань. Лодка нас ждала. Ну, думаю, конец. Вывезут в море — и к рыбам.   «Нет, — говорю,— так не пойдет! Я на волнах гадать не обучен. Качает!» Они и слышать не хотят: «Садись!»     Сел я на корму. Делать нечего. Стал звезды рассматривать. Высыпало их множество. Раньше я на них внимания не обращал. К чему Они, звезды? И никто мне не показал, где Орион, а где созвездие Береники. Правда, еще раньше, когда я на корабле плавал, научил меня кормчий Плеяды искать. Но теперь я и Плеяд не найду. А вдруг спросят! Пока я эти Плеяды искал, остров показался. Словно крепость каменная. На самом верху белоколонный дворец и кипарисы вокруг, как копья. Капри. Вот куда меня привезли! В гавани воины встретили. Как толстяка увидели, встали навытяжку. Понял я, что не простой он человек. Военный трибун? А может быть, легат? Двинулись все вместе. Теперь меня человек двадцать охраняло. И кому это я понадобился? Вскоре мы до пропасти дошли. Через нее мост перекинут. Двоим не разой¬тись. Только мы через него прошли, мост поднялся.
    Бродяга скрестил руки на груди и медленно развел их в стороны.
    Чудеса! — иронически вставил трактирщик. — И чей это дворец был? Не Тиберия ли?
Его самого! Теперь ведь каждый знает, что Тиберий из Рима уехал, а тогда в тайне держалось. К портику меня привели. Оттуда старикан вышел. Я его сразу признал. По монете. Бродяга взял со стола денарий.
Тут он орел орлом, а там, как ворона ощипанная. Руки трясутся, но глаза острые, как бурава. Пронзили меня до затылка.
    Привел тебе, Цезарь, халдея, — сказал толстяк. — Видно, что звезды знает. Всю дорогу на них смотрел.
-А ты откуда его привел?
-Из тюрьмы. На воровстве попался.
    Это не смутило императора. Кажется, он был не очень высокого мнения о халдеях или считал, что воровство и гадание дополняют друг друга.
— Сейчас мы его проверим. А ну, халдей, выложи мой гороскоп!
   Я сразу догадался, чего от меня хотят. Устремил взор к звездам и понес околесицу. Чего только со страху не наговоришь! И про сто лет жизни, и про победу на суше и море. И про черную измену, которую вырвут с корнем.
   Выслушал меня Цезарь до конца и к толстяку обращается:
— Ну что ты скажешь, Сеян?
   Со времени Августа, объявленного сыном Цезаря и включившего имя приемного отца в состав своего имени, слово «Цезарь» превратилось в официальный титул римских императоров.
--Отличный гороскоп, Цезарь.
-А можно ли ему верить? Толстяк пожал плечами.
— Я думаю так, — продолжал Цезарь. — Какой это халдей, если он судьбы других читает, а своей не ведает.
   Тут я понял все и завопил:
— Ведаю! Ведаю! Звезды предвещают мне близкую страшную опасность. Вот она, моя звезда. Падает в пропасть.
   Цезарь посмотрел на меня с удивлением.
— Твоя не падает! — сказал он* — У кого-то другого упала. А у кого-то скоро упадет. Вижу, ты истинный халдей!
   Так я спасся от гибели. Потом я узнал, что всех халдеев, каких приводили во дворец, сталкивали с обрыва. Меня Цезарь пощадил не только из-за моей догадливости. Я случайно упомянул черную измену, а Цезарю уже было известно о заговоре и участии в нем префекта гвардии Сеяна. Звезда временщика закатилась. Упала на плаху его голова.
    Итак, я поселился во дворце. Днем отсыпался, а по ночам звезды разглядывал. Цезарь империей управлял, а я — Цезарем, ибо он без звезд не мог разобраться что к чему.
   Ну как, халдей, звезды? — спрашивает он меня за завтраком.
  В лучшем виде! — отвечаю. — Твоя звезда еще выше поднялась, а парфянского царя чуть не на волны легла, вот-вот утонет.
   И посылал он легионы против парфян, к германцам, к маврам, всюду, куда скажу. И назначения без меня не обходились. Как наступило время в провинции наместников посылать, придворные вокруг меня гурьбою. Так и льнут! У каждого сын или племянник: «Подскажи, мол, халдей». И подсказывал. Конечно, не даром. Золотые в моем сундуке сверкали, как звезды. Любил я этот блеск. Рабы меня на носилках носили! На пуху спал! На серебре ел.
   Вскоре меня провозгласили потомком царственной Семирамиды в двенадцатом колене. Ведь не может простой смертный придворным императорским халдеем быть! Мантию мне выдали, золотом шитую, этот перстень.
   Начал я. к своему халдейству привыкать. Пусть я не родился звездочетом, но ведь и Тиберий не родился Цезарем. Мои предки были ворами, а его — ростовщиками. Стал я халдеем хитростью? А он как пробрался во дворец? Слышал я, что Цезарем надо было быть Агриппе. Он к тому Агриппе убийцу подослал. Может быть, у Тиберия ум какой особенный? Но ведь он мне, вору, верил. Выходит, что мы оба обманщики! И звезды — это сплошной обман. Гадал я Цезарю про сто лет жизни, а его вскоре убили. Боялся он мечей и яда — его подушками задушили. В суматохе мост забыли поднять. Я бежал, в чем был.
И денег не взял? — перебил трактирщик.
Деньги что ежа: поймать легко, да не удержишь, — сказал бродяга и махнул рукой.
*****