Счастье мое рассказ

Да простят меня Ида и ее сын…
Они жили в одном из рабочих общежитий нашего города. Такие общежития раньше строили для своих сотрудников крупные заводы и фабрики. Длинный коридор, по сторонам которого находилось 3-4 блока. В каждом блоке - 4 комнаты, две маленькие – по 11 метров и две побольше - 17 метров (для семей с детьми). На 4 комнаты приходился один туалет, душ и две маленькие раковины. Душ представлял собой железное корыто внизу и железную трубу с разбрызгивателем наверху.
Жили в таких общежитиях дружно. Здесь можно было встретить рабочих людей разных национальностей и вероисповедания. Но всех их объединяла одна мечта, одна вера – зацепиться и остаться в городе любой ценой, ибо работы и перспектив в близлежащих деревнях не было никаких. Кому –то из них везло, они «выходили в люди»: получали от государства (в советское время) квартиры или покупали дом в пригороде, отказывая себе во всем.
Двери не закрывали. Дети с визгом носились по коридору: кто с машинкой или куклой, кто на велосипеде. Здесь росли, выходили замуж и старились.
В конце коридора находилась общая кухня с двумя электрическими плитами, одна из которых никогда не работала. Но, возможно, они не работали по очереди, в зависимости от ремонта.
На кухне, в правом углу, находился мусоропровод. Те, кто жили на втором этаже, могли слышать громкий писк крыс, которые бегали по мусоропроводу, как хозяева территории, и раздирали между собой остатки пищи. Крысы были огромны. Они так освоились, что спокойно ходили по улице белым днем. Их длинные голые хвосты сновали то тут, то там.
В одной из таких комнат на втором этаже жила Ида с маленьким Ваней. Это был очень худенький мальчик с огромными зелеными глазами. Ида, женщина лет сорока, невысокого роста, спортивного телосложения, с короткой стрижкой, всегда с приветливой улыбкой на лице и заготовленным на все случаи жизни анекдотом. Она была совершенно неконфликтна, и за это ее любили все.
Ида бесконечно любила сына и называла его «счастье мое». Счастье смотрело на нее своими огромными, любящими глазами и говорило:
-Мама, пусть эти тети уйдут. Мама, я спать хочу. Мама, не пей больше. Ты опять завтра не встанешь.
А мама обнимала его, целовала в щеки своими влажными, пахнущими вином губами и говорила:
- Ничего, Ванька, прорвемся.
Потом она начинала вспоминать отца Ваньки, какого-то то ли подполковника, то ли полковника. Ванька никогда его не видел, но горькая обида захлестывала его. И тогда он отворачивался лицом к стене, зарывался под одеяло и по-детски ревел в подушку. Он ненавидел своего отца за то, что тот их бросил. Он ненавидел всех подруг-соседок, которые приходили к матери каждый день «не с пустыми руками», ненавидел всех счастливых людей, у которых была своя квартира, хорошая работа, большая зарплата только потому, что они ничем не могли им с матерью помочь. Ненавидел счастливые румяные лица одноклассников. Ненавидел себя из-за своего бессилия. Ненавидел мать, которая сидела за столом с подругами, а не читала ему на ночь книги с яркими картинками. Мужчин она не приводила никогда. Ненавидел даже мышь, бегающую ночью по гардине. Как в такие моменты он хотел сбежать и больше никогда сюда не возвращаться.
Потом ненависть заменял страх. Он боялся, что однажды придет отец, увидит мать, постаревшую и не ухоженную, их убогую обстановку, его, Ваньку, щуплого и беспомощного, и не захочет остаться. Не захочет жить с ними или увезти их далеко-далеко от этого места.
Как же Ванька мечтал об отце… Он представлял его себе высоким и смелым, с большими сильными руками, голубыми глазами и широкой улыбкой на лице. В эти минуты ему казалось, что он чувствует терпкий запах отцовских сигарет, когда тот прижимает его к себе, целует в макушку и говорит:
- Ну, что, Ванька? Куда мы пойдем на выходные? В зоопарк, в кино или на рыбалку?
- На рыбалку! – с горящими глазами кричал Ванька и крепко прижимался к груди отца.
Время шло. Отец не приходил. Ванька рос.
Он боялся, что с матерью может что-нибудь случиться. И он останется один. Совсем один. Что нет у него ни бабушек, ни дедушек. Что останется он среди чужих равнодушных соседских теток.
Он уже учился в 7 классе. У него даже появился друг Димка, у которого Ванька несколько раз оставался ночевать. Родители Димки были совсем не против такой дружбы. Ванька был способным, учился хорошо и помогал Димке по некоторым предметам. Ванька изо всех сил старался хорошо учиться, чтобы поступить в институт, заработать много денег, купить квартиру и уехать с матерью из общежития.
Ида сдала. Глаза и волосы уже потеряли свой блеск. И, несмотря на свой оптимизм и подтянутую фигуру, в глазах ее изредка проскальзывало чувство обреченности, загнанности и бессилия.
Ида по - прежнему ласково и с любовью смотрела на сына, называя его «Счастье мое». Чувство гордости и горечи одновременно охватывало ее при взгляде на сына. Ванька любил мать такую, какая она есть. Он понимал, что ей тяжело, что она даёт ему все, что у нее есть. Жалел ее, обнимал и говорил: «Подожди, мам, все у нас будет хорошо. Вот увидишь. Я скоро вырасту. И увезу тебя отсюда. Ты только не пей, мам. Гони всех поганой метлой. Обещаешь?»
И она обещала.
В тот день Ванька попросил у матери остаться на ночь у Димки. По телевизору транслировали финальный футбольный матч. Их с матерью телевизор очень плохо работал и давно требовал ремонта. Но денег на ремонт не было.
Ида разрешила. Она всегда радовалась тому, что у Ваньки появился настоящий друг. Не просто друг, а друг из хорошей семьи.
Мальчишки весело провели вечер и улеглись спать за полночь. Рано утром Ванька вдруг вспомнил, что забыл дома спортивную форму. Он решил сбегать к матери и забрать ее. Вышел пораньше и побежал домой. У входа в общежитие было много народа, стояла скорая и полиция.
Какое-то смутное чувство тревоги поселилось в его сердце.
Он подошел ближе. Кругом что-то все говорили одновременно, и он ничего не мог понять. На носилках, покрытая белой простыней, лежала женщина.
Лица ее было не видно. Голову закрывала промокшая от крови, черно-бардовая простыня.
- Говорят, голова у нее разбита,- слышался шепот в толпе,- кто ж ее так, Господи? За что?
Ванька ринулся домой. Он пулей влетел на второй этаж, распахнул дверь….Матери нигде не было. Вместо нее сидел чужой пожилой мужчина в полицейской форме и брал показания.
- Вы, наверное, сын? - сухо спросил он Ваньку, - где вы были вчера вечером?
У Ваньки внутри все оборвалось. Он ничего не понимал. Откуда-то изнутри прямо к горлу подкатывало что-то тяжелое..
- Мама!!!!!- закричал он изо всей силы и бросился вниз по лестнице.
Ее уже увезли.
Он увидел ее только на похоронах. Она лежала в гробу совсем не похожая на себя. И ему почему-то показалось, что она улыбается. Легкая, еле заметная улыбка, спрятавшаяся в уголках рта, как будто говорила ему: «Счастье мое, прости меня. Знай, что где бы я ни была, я все равно люблю тебя».
Над ним оформили опекунство родители Димки. В общежитии Ванька больше никогда не появлялся.
Н.Лужбина