Ужасно хорошо

Как ни рули, однажды будет кочка.
Мне вспомнилось, как в ретро-ленте дней,
когда еще под стол ходила дочка,
мне поручили присмотреть за ней.

Она играла с куклой у оконца,
ничто не предвещало им беды,
и я пошел на улицу к колодцу,
чтоб принести домой ведро воды.

Но то была ужасная промашка:
вернувшись несколько минут спустя,
я обнаружил двери нараспашку
и полное отсутствие дитя.

Я обыскал весь дом - в сенях, за печкой, 
в потемках шифоньера, в подпол слез,
потом бежал по улице до речки,
потом в другой конец, туда, где лес.

Нет, нет нигде! И я себя, кретина,
бил по лицу трясущейся рукой,
и в голову невольные картины
ползли одна ужаснее другой.

Кровь стыла в жилах и слепили слезы,
что было делать мне, как дальше жить?
Бежать в милицию, пусть обьявляют розыск?
Я двери потянул, чтоб дом прикрыть.

А там она - две ручки и две ножки,
румяная улыбка на губах,
два хвостика, растрепанных немножко,
и два веселых чертика в глазах.
 
О, как она ко мне попалась в лапы...
Как гладила меня своей левшой...
Ты здорово играешь в прятки, папа.
Зачем ты плачешь? Все ведь хорошо.

И правда: как и не было ненастья,
лишь праздники сияли впереди. 
Ведь счастье есть отсутствие несчастья.
Или нежнее - дочка на груди.
 
Теперь, когда моя зима настала
и все идет частенько вкривь и вкось,
когда понятно: лет осталось мало,
а что мечталось, не совсем сбылось;

когда в капкан беды, подобно зверю
попавшись, затоскую от потерь,
когда порою ни во что не верю,
звонит звонок. Я открываю дверь. 

А там - она: две ручки и две ножки,
любимая улыбка на устах,
и два, уже усталые немножко,
но, все же, те же чертики
в глазах.

Она меня - мой свет, моя удача -
погладит по щеке своей левшой,
и я, счастливец, отчего-то плачу.    
И нам вдвоем ужасно хорошо.